Марина Серова - Жаркая вечеринка

Пообедав, я села с сигаретой в кресло, восстанавливая в памяти события сегодняшнего дня и решая, что же мне делать дальше.

Покушение на мою жизнь и убийство Грушиной с попыткой свалить его на меня как-то не состыковывались друг с другом.

Тот, кто пытался меня убить, не мог знать, что я буду у Грушиной, этого вообще, кроме меня и ее, никто не знал… А если бы знал, то не стал бы взрывать мою машину. Значит, эти два происшествия никак между собой не связаны. Вроде бы логично.

Кстати, о новой машине нужно пока забыть, во всяком случае, до тех пор, пока я не найду убийцу Грушиной и не сниму с себя подозрений. Я наверняка уже в розыске, и оформить машину на свое имя мне не удастся. Ничего, перебьюсь пока этой.

Кто же мог знать о том, что я буду у Говорковой? Только я и она. Я-то точно никого об этом не извещала, а вот за Лидку поручиться не могу. Может быть, кто-то следил за мной? Но обычно я сразу это чувствую, во мне распрямляется какая-то скрытая пружина, которая подает мне сигнал тревоги. Это трудно объяснить, я просто улавливаю флюиды на уровне подсознания и знаю: что-то не так. После этого включаются уже зрение и слух.

Частенько судьба подбрасывает людям различные сюрпризы, как бы подавая им знаки. Одни не обращают на это внимания, другие считают случайностью, не имеющей под собой никакого основания, третьи просто не замечают.

У меня же ко всем случайностям особый подход, я уверена, что просто так ничего не происходит, поэтому и принимаю так называемые случайности как информацию к размышлению или действию.

Вот, например, сегодня, приехав к Светке за тачкой, я совершенно случайно услышала от нее о Грушине и его заместителе, не говоря уж о встрече с Романом, который оказался племянником Якова Григорьевича. Можно, конечно, не обратить на это внимания, но меня почему-то заинтересовал этот сахарно-автомобильный бизнес.

Из числа участников «водной» вечеринки, пожалуй, только Абрамов был непосредственно связан с грушинским сахаром. И если он знал о готовящемся убийстве Грушина, то ему, конечно, не стоило торопиться с возвратом долга.

С другой стороны, он мог быть в сговоре с кем-то из грушинского окружения. Не исключено, что его взаимодействие с людьми Грушина не ограничивалось лишь реализацией сахара. Полученная от Светкиного знакомого информация относительно того, что он занимается, помимо всего прочего, и автомобильным бизнесом, подвигла меня на это предположение. В любом случае я должна еще раз пообщаться с Абрамовым, чтобы уточнить кое-какие детали. После этого нужно будет еще раз навестить Якова Григорьевича Вайсмана.

У подъезда Абрамова стоял навороченный джип «Тойота Лэндкруизер» темно-синего цвета, почти тараня своим хромированным передком абрамовский «мерс». Значит, его хозяин дома.

Машину приткнуть было негде. Если я брошу ее на дороге, то «Тойоте», вздумай ее владелец отчалить раньше меня, пришлось бы «курить бамбук», ожидая, пока я не наговорюсь с Абрамовым. Или брать меня на абордаж, что было нежелательно, учитывая то обстоятельство, что одну «девятку» я сегодня уже потеряла.

Пока я сидела в раздумье, двери подъезда распахнулись, в них появилась весьма странная компания, состоящая из двух дюжих парней и ведомого ими под руки… Толика. На его круглом лице запечатлелось выражение крайней растерянности, и я бы даже сказала — страха.

Его вели явно насильно.

У одного из парней, того, что шел справа, было усталое обветренное лицо, на физиономии другого застыла гримаса холодной злобы.

Когда двое молодцов уже сажали Толика в машину, он сделал отчаянно резкое движение, попытавшись освободиться из цепких лап своих «конвоиров». Злобный гигант, превосходивший его ростом, презрительно поджав губы, с какой-то звериной яростью пихнул ему кулак под ребра и с силой втолкнул Абрамова в «Тойоту».

«Веселенькое воскресенье!» — подумала я, вспомнив, что именно так называлась приключенческая комедия Трюффо.

«Тойота» начала сдавать назад, и мне пришлось сделать то же самое, чтобы дать ей дорогу. Вырулив на дорогу, джип рванул вперед, я, недолго думая, двинула за ним. Мы миновали центр, и джип свернул в сторону «спального» района.

Я подумала, что Абрамова везут для «разборки» на Кумыску — укромное местечко, где по весне, когда сходил снег, частенько находили «подснежников» — так на милицейском жаргоне называли трупы, пролежавшие зиму в сугробе. Но «Тойота», не сворачивая, гнала по полупустой дороге.

Наконец она въехала в небольшой поселок, расположенный на границе двух районов. Водитель «Тойоты» остановил машину на самой окраине поселка возле небольшого двухэтажного дома из белого кирпича.

Абрамова вывели из машины и повели в дом. Место было довольно тихим. По соседству стоял только один дом, напротив — авторемонтная мастерская, уткнувшаяся задней стеной в крутой склон холма, покрытый редким лесочком.

Мне пришлось остановиться на приличном расстоянии от места событий, чтобы меня не засекли, тем более что похитители сегодня уже видели мою, то есть Светкину, «девятку».

Поставив машину в проулке позади «уазика», я стала осторожно подбираться к дому, рядом с которым стоял джип. Подкравшись к очередному проулку, я спряталась за штабелем лежащих у забора дров и стала ждать. Через щели в заборе мне были видны джип и крыльцо дома, куда втащили Абрамова.

Прошло минут пятнадцать, прежде чем оттуда вышли его сопровождающие. Анатолия Ивановича с ними не было.

— Вечерком заглянем, к тому времени станет сговорчивей, — сказал тип с обветренным лицом.

Голос его показался мне подозрительно знакомым. Я решительно знала, что где-то его слышала, но сколько я ни напрягала свою память, я не могла вспомнить, при каких обстоятельствах это было. К тому же у меня исключительная память. Мне достаточно один раз взглянуть на человека — и я обязательно его запомню. Здесь же что-то было странным: я определенно помнила голос, но знала, что его обладателя первый раз увидела у дома Абрамова.

Я подождала, пока отъедут эти громилы, и пошла к дому. С замком пришлось повозиться, но минуты за три я все же с ним справилась и вошла внутрь. Складывалось такое впечатление, что здесь никто не жил уже довольно продолжительное время. Дом напоминал корабль-призрак, вставший на якорь в тихой лагуне безветренного мартовского дня.

Толстый слой пыли покрывал старый полуразваленный комод, еще крепкий диван с выцветшей и потертой гобеленовой обивкой, стулья с изогнутыми спинками и изодранными сиденьями, пару непонятной формы тумб и провисшую почти до самого пола грубую холстину шезлонга.

Обойдя все комнаты первого и второго этажа, ванну, туалет и никого не обнаружив, я по винтовой лестнице спустилась вниз. В коридоре, ведущем в подвал, тускло светилась лампа без абажура. Пахло сыростью, на стенах серо-зелеными пятнами проступала плесень. Я отодвинула тяжелый, покрытый ржавчиной засов и, нащупав на стене у двери выключатель, зажгла свет.