Валерия Леман - Проклятие Стравинского

Соня неторопливо шла, подставив огромные черные очки в пол-лица нежным лучам солнца, улыбаясь своим мыслям, которые пришли к ней в голову поутру и которые она теперь собиралась изложить мне.

– Понятия не имею, дорогая, но было бы интересно это услышать.

– Так слушай. Помнишь, ведь этот Савелий сидел на лавке в полном облачении Щелкунчика, словно только что сошел со сцены.

– Ну да.

Она мудро вздернула бровь.

– Разве это не странно? Ведь после его выступления и раздачи автографов прошел едва ли не целый час! Его презентация успешно состоялась, на сцене продолжались выступления других исполнителей. Согласись, если даже он еще не собирался отправляться спать, ему нужно было по крайней мере переодеться, принять душ. Между тем он вдруг оказался в стороне от места проведения фестиваля все в том же в костюме Щелкунчика. Неужели парень ни грамма не вспотел?

Елки-палки, и в самом деле! При всей своей бедности Савелий прибыл в Монтре, одетый, как все цивилизованные люди – в джинсах и водолазке. В таком случае в них же он мог облачиться после выступления.

Я усмехнулся. Между тем на лице Сони прописными буквами было написано: она знает, в чем причина! Ну, или практически знает.

– Давай, колись, дорогая, что там еще пришло тебе в голову относительно пропахшего потом Савелия?

Соня неторопливо кивнула с самым важным видом.

– В мою голову пришло одно воспоминание. Когда Савелий спустился со сцены, его окружила целая толпа восторженных поклонников с программками фестиваля для автографа. Среди них была одна очень интересная девица: русская, без комплексов и с фотокамерой на груди. Не припоминаешь?

Между прочим, эту личность я тут же припомнил. Как только Соня произнесла «очень интересная девица», передо мной мгновенно нарисовалась симпатичная, немного полноватая девушка в джинсах и толстовке, с профессиональной фотокамерой на груди. Конечно, я понятия не имел, кто она по национальности, но раз Соня назвала ее русской, стало быть, на то у нее были основания.

Я кивнул, уставившись на Соню в ожидании продолжения.

– Помню девушку с камерой. Не уверен, что она – девушка без комплексов, но…

– Просто поверь мне на слово, – прервала меня Соня с мудрой улыбкой человека бывалого. – Но сейчас разговор не про ее отсутствующие комплексы, а о том, что она, вцепившись в Савелия обеими руками, что-то ему нашептывала, и он слушал ее с самой счастливой улыбкой на лице… А теперь проверим твою сообразительность: о чем тебе это говорит?

Я с интересом посмотрел на Соню.

– Это говорит о том, что ты, как минимум, права насчет того, что девица – из русских. В противном случае она не могла бы нашептывать Савелию что-то, вызвавшее у него счастливую улыбку, – ведь мы с тобой прекрасно знаем, что парень понимал только по-русски.

– Соображаешь! – хмыкнула Соня. – Ну, а то, что у девчонки болталась фотокамера на груди, говорит о том, что она, вполне возможно, профессиональный фотограф или просто журналист, а потому вполне могла предложить Савелию провести фотосессию – тут же, на набережной.

Признаюсь, при этих словах я в самом буквальном смысле слова замер на месте. Елки-палки, а ведь и правда! Теплая ночь, фонари, диковинные деревья набережной, огромная луна в небе и – парень на скамейке в костюме Щелкунчика. Чем не идея для практически гениальной фотосесии? И если на нее Савелия Уткина пригласила некая русская девушка, то…

– Понимаешь? – произнесла Соня таинственным полушепотом, слегка сдвинув черные очки и взглянув на меня синими глазами. – Ведь в таком случае она должна была быть на набережной, рядом с Савелием! И если не сама сделала ему смертельную инъекцию, то вполне могла видеть того, кто это сделал.

Пару секунд мы смотрели друг на друга.

– Соня, ты – гений!

Я поцеловал подругу, и мы продолжили наш путь.

– Что ж, пожалуй, пока тебя будут одолевать восторженные поклонники, я займусь розыском оной русской девушки. Кстати, волнующе звучит: «Смертельная фотосессия». Надо будет подбросить журналистам…

Открытие и сама выставка Сони прошли, как и ожидалось, с большим успехом. Притом следует отметить, что она была одной из многих – в этот день в Шильоне полотнами художников со всего света были увешаны практически все залы и переходы замка. И тем не менее каждый желающий мог без труда заметить невооруженным взглядом: «Весна священная» Сони Дижон лидировала по числу посетителей, которые первым делом дружно направлялись ко входу в подземелье, где их торжественно встречали старцы в длиннополых рясах. Как пояснила мне продвинутая в области балета Мари, то были персонажи «Весны священной» – те самые беспощадные жрецы, что приносили в жертву невинных девиц.

На выставке роль старцев была много проще и гуманнее – они раздавали всем совершеннолетним посетителям выставки бокалы с прохладным шампанским, дабы поднять тонус перед просмотром шедевров в таинственном полумраке подземелья. С бокалами в руках взволнованный народ спускался по каменным ступеням и под скрипичные истерики бессмертной музыки Стравинского наслаждался вечным искусством Сони Дижон.

Сами понимаете, я, полный неуч и в живописи, и в балете, не видел смысла спускаться в подвал, а потому просто составлял Соне компанию, прохлаждаясь за столиком кафе в залитом солнцем внутреннем дворе замка. Данная позиция давала мне возможность ненавязчиво наблюдать за посетителями и терпеливо ожидать появления нашей с Соней «русской журналистки». Я ждал, беспечно жмурясь на солнце, в сто первый раз делая сто раз до меня сделанное открытие: как мало нужно для счастья! Солнце, ясное небо и возможность никуда не торопиться.

Между тем, на радость Соне, гости все прибывали. Целыми семьями и группами благополучные швейцарцы и туристы со всего света, радостно переговариваясь и умиляясь длиннобородым старцам, принимали из их рук веселящий напиток, после чего отправлялись на выставку – пощекотать свои слишком расслабленные от сытой мирной жизни нервы. После осмотра они появлялись из дверей в противоположной части двора, и уж здесь в уютно обустроенном кафе их встречала сама Соня в моей скромной компании и в компании присоединившихся к нам чуть позже Мари и Паскаля. Посетители выставки дружно выражали свое восхищение и восторг сердечный, жали руку творцу и получали от нее личный автограф.

Так мы сидели за столиком кафе в течение почти трех часов. Соня, Мари и Паскаль, полные сил и энергии, бесконечно вещали о вечном: о великой силе искусства в целом и конкретно – о гении четверки Стравинский – Нижинский – Рерих – Дягилев, создавшей великий балет, вызвавший в свое время великий шок у Европы и вдохновивший в наши дни Соню Дижон на потрясающую выставку бессмертных полотен.