Татьяна Устинова - Пороки и их поклонники

– Галя хотела, чтобы меня забрали в детдом. Я хорошо это помню. Только я больше всего на свете боялась детдома. Он у нас рядом, я часто видела… детдомовских. Знаете, если в городе что-то стрясалось, первым делом говорили: это небось детдомовские.

– Галя – это…?

– Галя – это мать Макса. Третья жена отца. От детдома меня спасла тетя. Просто взяла и увезла. И привезла в Москву. Я… каждую ночь боялась, что меня заберут обратно! Я до сих пор просыпаюсь от малейшего шороха, мне кажется, что это идут за мной.

– У вас расстроены нервы, – неторопливо произнес Архипов.

– Вас никогда не пытались сбыть с рук? – язвительно спросила она. – Вы хоть раз в жизни шли домой, зная, что в любую минуту вас могут выставить? Что ужинать не дадут? И не потому, что все вокруг… чудовища, а потому, что никому не важно, поела я или нет, где я была, жива ли я?!

– Прошло пятнадцать лет. Пятнадцать – я ничего не путаю?

– Не путаете. Пятнадцать.

– Лизавета Григорьевна обожала вас, – заявил Архипов неизвестно зачем. Утешить хотел, что ли? – Обожала. Она три часа просидела у меня и заставила написать обещание, что я вас не оставлю.

Тут Маша Тюрина вдруг улыбнулась.

– Да, – сказала она с гордостью, – она такая. Если уж привяжется, то берегись. Не отстанет.

– Она вас удочерила?

– Да. Но мамой велела не называть, хотя мне очень хотелось. У всех были мамы, а у меня нет. В школе я всем говорила, что она моя мама. А дома я звала ее тетей. Она говорила, что где-то есть моя настоящая мать и мы не имеем права об этом забывать, и все такое.

– Вы ничего о матери не знаете?

– Нет, – резко ответила Маша, – и не желаю знать! Она бросила меня, а я, видите ли, “должна и не имею права”! Господи, тетя была такой идеалисткой!

– Почему ваша мать ушла?

– Потому что у нее случился роман, – объяснила она со светлой ненавидящей улыбкой. – Я это прекрасно помню. В Сенеже квартировал какой-то авиационный полк. “Летчики, пилоты, бомбы, пулеметы”, все как следует. За матерью кто-то стал ухаживать, потом его перевели, и она уехала за ним. Все.

– И с тех пор вы не виделись?

– Нет. Мне наплевать на нее.

Хорошо, если так. Только не наплевать тебе, дорогая Маша Тюрина. У тебя вон даже ручки трясутся, когда ты про нее говоришь.

– А ваш брат?

– Что?

Она отхлебнула кофе и опять обхватила ладошками чашку.

– Откуда он взялся? У него был ваш адрес? Или вы с ним общаетесь?

– Адрес, конечно, был. – Она слегка удивилась. – Тетя никогда не скрывала, где мы живем, и никуда не переезжала. Она привезла меня именно в эту квартиру, и мы в ней жили… все это время. Когда она меня забрала, адрес Гале оставила. А Макса я не видела с тех пор, как он… сосал пятку. Я его тогда любила. И он меня любил. Я с ним гуляла. Приду из школы, соберу его, в коляску – и гулять. Там, знаете, везде булыжник. Мы едем, колеса по булыжнику стучат, листья падают. Осень, что ли, была? Возле хлебозавода в палатке нам давали рогалик, один на двоих. Там такая добрая тетка торговала, она нас знала. Помните, были рогалики по пять копеек?

– Помню.

– А нам она просто так давала. Мы разламывали и ели. Макс маленький был, он его сосал, вся мордочка грязная делалась. Я к озеру ехала, умыть его, чтобы Галя не ругалась. Вода холодная, аж пальцы сводит, разве такой можно ребенка умывать?! Но я тогда ничего не понимала. А приезжали мы уже затемно. Когда тетя решила меня забрать, Галя все причитала – кто с ребенком станет гулять?

Они помолчали.

– Я по нему скучала, – призналась Маша через некоторое время, – очень. Он мне снился. Я все думала: кто там без меня с ним гуляет? И рогалики. Мы же их по секрету ели, никто не знал. Кто ему станет их покупать?

– С ним вы тоже с тех пор не виделись?

– Нет. Тетя все хотела поехать, и все не складывалось. А однажды я подслушала, как она кому-то по телефону сказала, что не хочет ехать, чтобы меня не травмировать. Говорю же, идеалистка!

– А почему он именно сейчас приехал? Не год назад и не через год? Тоже не знаете?

Она покачала головой.

– И даже не догадываетесь? И ничего не предполагаете?

Архипов встал и ушел к плите. Пока он шел, в позвоночнике, в самой середине, зажужжало крохотное острое веретенце, вонзаясь все глубже и глубже в нервы и кости. Он оглянулся и понял – Маша Тюрина пристально смотрит ему в спину.

Он чуть не попросил – отвернитесь. Вместо этого он сказал:

– Хорошо. С родственниками разобрались, более или менее. Теперь давайте разберемся с песнопениями и ключами от квартиры.

Тут одновременно произошли два события. Зазвонил телефон, и в дверном проеме нарисовалась тощая фигура в розовой кофтенке и шортах, подвязанных веревкой примерно на уровне подмышек, отчего фигура походила на пионервожатого времен кукурузной советской удали. Не хватало только галстука и дерматиновой папки с речевками.

– Вот ваш брат, – представил Архипов непринужденно, – Макс Хрусталев.

– Доброе утро, – вежливо поздоровались в телефонной трубке.

– Доброе, – отозвался Архипов. Голос был совсем незнакомый.

– Архипов Владимир Петрович?

– Он самый.

Краем глаза он видел, как Маша Тюрина неловко приблизилась к своему уныло-пионерскому братцу и так же неловко обняла его за плечи. Братец стоял столбом и таращил на нее глаза. Она возила его гулять в коляске. Была осень, падали листья, и добрая тетка давала им рогалик, один на двоих. С тех пор пошла целая жизнь.

Не хотел бы Архипов оказаться на ее месте.

– Владимир Петрович, вас беспокоят из нотариальной конторы. Меня зовут Грубин Леонид Иосифович.

– Вот как, – удивился Архипов.

– Владимир Петрович, вы не могли бы к нам подъехать? Мы работаем каждый день до пяти часов без перерыва на…

– Зачем?

– Зачем подъехать? – переспросил догадливый нотариус Грубин. – Это по поводу кончины Елизаветы Григорьевны Огус. Вам что-нибудь говорит это имя?

– О да, – согласился Архипов.

– Мы должны ознакомить вас с завещанием покойной.

– Зачем?

– Таков порядок, – несколько растерялся Леонид Иосифович. – Мы всегда знакомим…

– Простите, – перебил его Архипов, – это я все понимаю, только при чем тут я?

– Наряду со всеми, кто упомянут в завещании. Со всеми остальными наследниками.

– Господи, – пробормотал Архипов испуганно, – я что, наследник?

И оглянулся на Машу с Максом. Они стояли друг перед другом, напоминая собой манекены, которым по ошибке придали нелепое и странное положение, какого не может быть у людей, да так и оставили.

– А почему вас это удивляет? – осторожно поинтересовался юрист. – Вы ведь Архипов Владимир Петрович? Проживаете по адресу Чистопрудный бульвар, дом пятнадцать, квартира восемь?

– Совершенно верно.