Татьяна Устинова - Миф об идеальном мужчине

– Танька, прекрати! – Клавдия хохотала и не могла остановиться. – Что ты разоряешься?

– Я не разоряюсь, а выражаю готовность помочь, – пояснила Таня. – Ну что, сумку сегодня не выхватывали?

– Сегодня нет, – похвалилась Клавдия. – Сегодня не выхватывали.

– Странно, – сказала Танька. – На самом деле я думаю, что центр всех криминальных разборок переместился на третий этаж твоей “хрущевки”. Ты смотрела фильм с Аленом Делоном “Троих надо убрать”?

– Танька, отстань от меня! – возмутилась Клавдия. – Что ты пристала?! Я и так весь день в окно выглядывала вместо того, чтобы работать, а завтра мне еще в налоговую пилить. Представляешь, радость какая?

– Представляю, – сказала Таня. – Уж это всем радостям радость. Скажи мне, Ковалева, как на духу, страх тебя обуревает?

Несмотря на то, что Танька кривлялась и разговаривала в обычной для себя манере, Клавдия расслышала в ее голосе беспокойство.

– Почему ты решила, что я боюсь? Вчера ты меня сама убеждала, что это какая-то глупая ошибка…

– А сумка? – спросила Таня. – Я тут подумала на досуге и решила, что сумку они у тебя неспроста утащили.

– Почему ты думаешь, что это они? – не сдавалась Клавдия. – Может, просто мальчишки баловались?

– Ну да, а потом благородный Робин Гуд подбросил ее на площадку вместе со всем содержимым. Нет, Клавка, тут что-то сложнее.

Договорившись созвониться после разговора с Ларионовым, они попрощались на время, и Клавдия принялась за свою капусту.

Как раз сегодня вечером она ничего не боялась. Она и о соглядатаях-то не думала. Она думала только о том, как через полчаса позвонит Андрею и будет с ним разговаривать. Может, даже не одну минуту, а целых… две. Или три. И он даже не скажет ей, что очень хочет спать, поэтому, если тебе нужна Таня, позвони завтра, часа в четыре. Так он всегда ей говорил.

Она доела капусту и улеглась на диван, прикрывшись пледом, переделанным из старой пальтушки. Этот так называемый плед был коротковат и ворсист, зато получился изумительной красоты. Клавдия им очень гордилась.

Сеня показывал новости, и они были ужасны. На юге стреляли, на севере замерзали, на западе сидели без горючего, а на востоке еще и без электричества. В Думе препирались, в Кремле меняли фаворитов, в правительстве ждали очередной отставки, и – что самое печальное – это не имело ровным счетом никакого отношения к жизни.

Ни в Думе – господи, какой идиот придумал назвать так эту стаю пробивных, нахальных, зубастых, вечно голодных волков? – ни в правительстве, ни в Кремле никто и не подозревал о том, что где-то там далеко-далеко копошится какое-то месиво, называемое народом. Все они привычно спекулировали этим словом, но что оно означает, похоже, так никто и не смог определить, да им это было и не нужно. Зачем? Им и так хорошо. Вот грянут какие-нибудь выборы, тогда они все дружно начнут заливаться слезами умиления и любви к этому самому народу, и народ послушно посадит их на свой тощий костистый хребет и повезет дальше. А они оттуда будут время от времени трясти у него перед носом толстой кормовой морковью и нахлестывать по заднице кожаным арапником, сплетенным из худосочных пенсий, цен на бензин, налогов на убогие зарплаты…

И самое интересное, что совершенно неважно, кто именно будет сидеть на хребте, и дергать вожжи, и хлестать арапником. Вот это Клавдию особенно удивляло. Они могли называться как угодно – коммунисты, демократы, либералы, но по-настоящему их интересовали только собственные дела. Собственные карманы, дачи, кормушки, счета, дома и возможность вовремя смыться.

Наверное, свинство – это основа человеческой природы.

Нет, все-таки не человеческой, а начальничьей. Погонщицкой.

Зато после новостей, после того, как сытые, лоснящиеся косметикой барышни вдоволь нарассуждались о беженцах, бомбардировках и повышении цен, должен был начаться старый фильм. Клавдия обожала старые фильмы. Даже самые убогие. Даже очень глупые. Все равно они были жизнерадостными, веселыми и заканчивались непременно хорошо, а больше Клавдии с ее неразвитым художественным вкусом было ничего и не надо.

Она выбралась из-под своего пледа и налила себе большущую кружку кофе с молоком. В комнате сразу хорошо и уютно запахло, и кажется, даже потеплело.

Пора звонить Андрею или еще не пора? А может, он про нее давно забыл? Или очень устал, а она будет к нему приставать? А если его Дима не заметил никакой слежки и он будет смеяться над ней?

Зазвонил телефон, и Клавдия подпрыгнула на диване, плеснув горячим кофе себе на рубаху.

– Вот дура! – в сердцах обозвала она настырную Таньку и схватила трубку.

– Танька! – заорала она. – Я ему еще не звонила! Я же тебе сказала, что сама позвоню, как только поговорю! Что ты ко мне пристаешь?! Он еще, может, и разговаривать со мной не станет, откуда я знаю?!

– Станет, – сказал Ларионов. – Не ори.

Нет. Не может быть. Он не должен ей звонить, он не знает ее телефона. И вообще…

– Я только что приехал, – продолжал он в трубке как ни в чем не бывало. – Ты уже звонила, да?

– Звонила, – созналась Клавдия. – Я думала, это Танька. Мы с ней договорились, что я ей сразу же перезвоню, как только с тобой пообщаюсь.

– Я знаю, – сказал он. – Я только что с ней разговаривал. Она дала мне твой телефон.

– А-а, – протянула Клавдия, совершенно не зная, что нужно говорить дальше.

– Бэ-э, – сказал он необидно. – Ну что? Может, сознаешься сразу? Чистосердечное признание и добровольная помощь следствию облегчают вину.

– Ты о чем, Андрюш? – перепугалась Клавдия. – А?

– Может, все-таки у тебя есть бабушка – аргентинская принцесса? Или дедушка – алмазный король?

Сердце у Клавдии по-совиному ухнуло и провалилось в живот.

Вот оно. Все-таки он ей поверил. Значит, все правда и ей ничего не мерещится. Слежка есть.

Но она и без него знала, что за ней следят. Почему же сейчас это так ее перепугало? Просто ужасно перепугало. Так, что пришлось даже кружку с кофе поставить на шаткий столик, последний оплот красивой жизни в ее квартирке.

– Твой Дима видел их, да? – спросила она немного дрожащим голосом. – Видел?

– Его, – поправил Андрей. – Мой Дима видел его. Завтра с утра он подъедет к твоему дому, проводит тебя на работу и посмотрит на второго. Но весь день он водить тебя не сможет, так что ты вечером… того… будь поаккуратней.

Она даже не поняла, о чем он говорит. Поаккуратней? Зачем?

Самое главное, что он позвонил ей, позвонил сам, даже нашел ее телефон у Таньки.

Потом она заставит себя успокоиться. Скажет себе, что для него это не имеет никакого значения, просто она на время стала его работой. То есть тем, чему он всю жизнь уделял процентов девяносто пять своего времени и внимания. Конечно, он не стал бы ей звонить, если бы она неожиданно не стала его работой.