Татьяна Устинова - Миф об идеальном мужчине

– Точно об отпуске говорили? – осторожно спросила Ольга.

– Конечно, – подтвердила Мила. – Гольдин еще ему сказал: ну ты даешь! Мы же с тобой только что расстались, ты ни про какой отпуск мне ни слова не сказал.

– Понятно, – сказала Ольга задумчиво. – Понятно.

– Потом мы детей вымыли, уложили и сами легли.

Ну а ночью… Ира…

Она запнулась, вид у нее стал несчастный.

– Мила, – сказала Ольга проникновенно, – у меня к вам еще один вопрос. Только вы, пожалуйста, отвечайте так, как сейчас со мной разговаривали – искренне и честно, ладно?

– Ладно, – согласилась Мила, снова сморкаясь в платок. – Так о чем?

– Нам очень важно знать, что связывало Сергея и Элеонору. Вы ведь знаете Элеонору?

Бац! Ольге показалось, что она даже слышала хлопающий резкий звук. Раковина захлопнулась, створки сошлись так плотно, что за ними стало невозможно ничего рассмотреть.

– Вы простите меня, пожалуйста… Ольга, – проговорила Мила Гольдина с холодной принужденной улыбкой. – Я, конечно, знаю Элеонору. Но я не могу это обсуждать. Ни с кем. Это никого не касалось, кроме Сергея и его… семьи. Я уверена, что к… его смерти это не имеет никакого отношения.

– Нет, – сказала Ольга и даже поднялась из-за стола. – Вы не правы и сами знаете, что не правы! Чем дольше мы будем ковыряться, выискивая какие-то косвенные детали, слухи, подтверждения, опровержения, тем меньше шансов, что мы найдем убийцу. Конечно, благородство, слово чести и все такое – это очень важно. Но не тогда, когда убивают лучшего друга.

“Я бы за Полевого глаза выцарапала, – пронеслось у нее в голове. – Я бы шантажировала, угрожала, дралась, кусалась, врала, изворачивалась, притворялась, я день и ночь вспоминала бы детали, которые могли бы помочь, но я поймала бы кого угодно. Блоху, если бы только она угрожала жизни Игоря Полевого”.

– Я не могу, – сказала Мила, глядя на Ольгу замученными виноватыми глазами. – Я не могу вам ничего рассказать, хотя, наверное, вы правы. Поговорите с Сашей. Пожалуйста.

Толстая, глупая корова. Поговорите с Сашей! А то я без тебя не знаю, с кем я должна поговорить!

– Спасибо, Мила, – сказала она вслух и залпом допила свой кофе. – Вы очень мне помогли.

Из телефонной будки у метро она позвонила на работу. С зонта капало прямо ей в ботинок, и она приплясывала от нетерпения.

– Ларионов, – сказали в трубке задумчиво.

– Размышляешь о сути вещей? – спросила Ольга. – Шел бы на улицу. Так хорошо, дождь, ветер, под ногами грязь, холод собачий…

– Чего тебе, Дружинина? – спросил он нежно. – Какого рожна?

– Гольдин узнал о том, что Мерцалов собирается в отпуск, из его телефонного звонка. Мерцалов позвонил заму домой около половины десятого вечера. Ни о каком отпуске он с ним сорок минут в кабинете не разговаривал. Гольдин про отпуск до его звонка ничего не знал и очень удивился, – доложила Ольга. – Усвоил?

– Усвоил, – сказал Ларионов, и голос у него стал менее задумчивый. – Спасибо.

По дороге Андрей остановился на Садовом кольце у бывшего магазина “Мелодия” и купил две крошечные кассетки “Сони”. Это довольно заметно подорвало его бюджет, кроме того, до конца он еще не придумал, как именно будет их использовать.

Может, из-за дождя, а может, оттого, что ему жалко было денег, нелюбовь к себе опять вернулась и стала грызть и царапать его изнутри.

Или просто мне так не хочется встречаться с женщиной, к которой я еду?

Мне не может хотеться или не хотеться. Это моя работа.

Работа, ты понял или нет?

Он был еще на Петровке, когда позвонил Дима Мамаев и сказал, что он проводил Клавдию до “Сокола”, до самого здания налоговой инспекции. Ее вел другой человек, очевидно, сменивший вчерашнего. Дима засек его у дома и потом у метро. Он был на машине. В метро за ней он не пошел, следовательно, пока она в налоговой, ей ничего не угрожает. А потом?

Суп с котом, как любит говорить мама. Утром Андрей сказал Полевому, что, по его мнению, следует искать нечто, что связывало бы Сергея Мерцалова и подругу его сестры Клавдию Ковалеву. И еще он сказал Полевому, что даже теоретически не может себе представить, что это может быть.

Андрей затормозил и свернул направо, внутрь Садового кольца. Машины здесь еле ползли. Дождь прибивал к земле автомобильный выхлоп, поэтому дышать было неприятно, и уже через пять минут сладко и тяжело закружилась голова. Хорошо, что ехать было недалеко. Родители Мерцалова жили, что называется, в “тихом центре”, то есть в старом городе, полном людей, магазинов, офисов и автомобильной вони.

Очень престижно.

Дверь ему открыла сама Лидия Петровна Мерцалова.

– У вас ровно семь минут, – сказала она, не здороваясь. – Вероника, проводите.

Андрей ошалело взглянул на Лидию Петровну. Никакой Вероники поблизости не наблюдалось, но она моментально и неслышно материализовалась в дальнем углу холла.

Прислуга.

– Проходите, пожалуйста, – прошелестела Вероника. – Сюда.

Это был, скорее всего, кабинет, а ему бы нужно было попасть в гостиную или спальню. Телефона здесь не было, или он был так хорошо замаскирован, что Андрей его не видел.

Н-да… Еще и Вероника. Этого он не предусмотрел.

Чувствуя себя убийцей, который собрался на мокрое дело, Андрей плюхнулся в кожаное низкое кресло и с удовольствием вытянул ноги.

Хорошо. Тихо, даже как-то глухо, спокойно, просторно, красиво, элегантно, изысканно, располагающе, уютно, но не слащаво. Приятный кабинет. Интересно, невропатолог Леонид Андреевич Мерцалов здесь принимает своих пациентов?

Открылась дверь, Андрей сел в кресле прямо.

– Я слушаю вас, – сказала Лидия Петровна Мерцалова и осталась стоять. Андрей ожидал чего-то в этом духе, но все-таки начал раздражаться.

– Лидия Петровна, – сказал он и поднялся, – не нужно демонстраций. Я не слесарь и не собираюсь чинить ваш унитаз. Садитесь, и поговорим спокойно, иначе я решу, что вы что-то старательно от меня скрываете, и тогда мы начнем копать по-настоящему. – Она быстро на него взглянула. – А вам это вряд ли понравится, – закончил он неуклюже.

Раздумывая, она обошла кресло и медленно в него опустилась. Это была небольшая, но все-таки победа.

– Должна ли я понимать это так, что сейчас вы работаете спустя рукава? – спросила она холодно.

– Мы не работаем спустя рукава, – возразил Андрей с досадой. – Мы щадим вас и вашу семью. Если вы не будете с нами разговаривать, мы щадить перестанем.

Только и всего.

– Понятно, – сказала она. – Петр предупреждал меня, что с вами нужно разговаривать осторожно, но я не знала, что речь идет о столь беспредельной наглости.

Наглости?! Андрей вытаращил глаза. Он ведет себя нагло?! Да он только что на цырлах не ходит вокруг этой семейки, которая больше похожа на банку с пауками, в которую кто-то бросил тлеющую деревяшку, вынудив пауков спасаться.