Татьяна Устинова - Близкие люди

– Степ, просто я… решила поинтересоваться, как наш сын… – начала она, очевидно, не в силах сразу придумать, что бы соврать потолковее, но Степан перебил.

– Стоп. Вот про нашего сына никаких заходов мне не надо. Ты точно помнишь, в каком именно он классе, или тебе подсказал кто?

Ей бы собраться, ей бы взять себя в руки, быстро и четко проанализировать ситуацию, по новой оценить и не дать бывшему мужу ни одного очка форы. А Леночка… растерялась.

Впервые в жизни она растерялась в разговоре с такой тряпкой и валенком, каким ей представлялся Степан.

С каждым словом он как будто выходил из-под ее контроля. С каждым своим хамским вопросом он удалялся от нее, и это было как-то совершенно ясно, и еще было ясно, что вернуть его под свой контроль Леночке будет очень трудно.

И хуже всего было то, что он отлично знал об этом.

– Так зачем ты к нему в школу приперлась? – наслаждаясь своим новым положением, настаивал он. – Что ты хотела узнать?

– Степ, я хотела узнать… я хотела узнать, как он учится.

Мне ведь тоже интересно.

– Ну да, – согласился Степан, – интересно тебе.

Леночка немножко пришла в себя и мужественно соскребла в кучку остатки прежнего тона.

– Ну и что такого? Я же понимаю, что он неблагополучный ребенок, – начала она более уверенно, – твоя мамаша умерла, у тебя на него совсем нет времени, кроме того, ты в последнее время тоже весь издерганный, Паша! Я же не слепая. Ты ко мне приезжаешь все время в какой-то истерике.

Мне, в конце концов, захотелось узнать, может, это из-за ребенка? Может, тебе стоит его… подлечить? Или в интернат пристроить?

У Степана потемнело в глазах.

Мысль о том, что он должен подлечить Ивана, как будто Иван был слабоумным, или пристроить его в интернат, показалась ему худшим из всех Леночкиных оскорблений.

– И вообще, – твердо продолжала Леночка, – нам с тобой надо поговорить.

– Нам с тобой говорить вовсе не надо, – возразил Степан с досадой.

– Нет, Степа. Ну, если ты боишься приехать ко мне, давай я приеду к тебе на работу, хочешь? Или домой. Лучше домой. Хочешь, я приеду к тебе часам к одиннадцати?

– В одиннадцать я обычно бываю на работе.

– Ну а сегодня в одиннадцать побудь дома! Особенно если ты боишься, что у себя в квартире я тебя изнасилую!

Черт его знает, может, он и в самом деле этого боялся – Леночка знала его очень хорошо, слишком хорошо, – а может, ему просто хотелось от нее отвязаться, но он согласился.

Он решил, что сразу после завтрака куда-нибудь выпроводит Ивана с Ингеборгой, а сам повстречается с Леночкой, выяснит все, что ему нужно выяснить, запугает ее чем-нибудь – вернее всего будет запугать ее сокращением денежных ассигнований, – и больше в его жизни не будет никакой Леночки.

Никогда.

– Пап! – закричал Иван под дверью. – Пап, выходи, мне еще обливаться, а ты уже скоро уедешь!

– Да! – отозвался Степан. – Выхожу!

– Ты что, – поразился Иван, когда Степан открыл дверь, – в ванной по телефону разговаривал?

– Я брился, – объяснил Степан, – я брился, и тут зазвонил телефон. А что? Какие-то проблемы?

Иван пожал плечами – ему не нравилось, когда взрослые делали что-то по секрету от него, например, разговаривали по телефону в ванной. В таких секретах он чувствовал подвох и угрозу своему шаткому благополучию.

Степан потрепал его по золотистой макушке и слегка шлепнул по заду:

– Полезай в ванну, – распорядился он, – мне и вправду скоро ехать…

Он опрокинул Ивану на голову ведро холодной воды, сообщил ему, что он супербизон, и вышел на кухню к Ингеборге.

Она пила чай из большой глиняной кружки и смотрела на Степана весело. Не удержавшись от соблазна, он поцеловал ее сзади в шею, под теплые волосы, завивавшиеся концами внутрь, и налил и себе чаю.

Что бы такое соврать ей, чтобы она ушла из дома и Уивяз Ивана, пока он будет разбираться с Леночкой?

– Звонила моя бывшая жена, – сказал он неожиданно и посмотрел в окно мимо Ингеборги, – по поводу своего визита к Ивану в школу. Она сказала, что в одиннадцать приедет.

Может, ты куда-нибудь сходишь с Иваном?

Ингеборга растерялась.

С одной стороны, несмотря на страстное желание утопить бывшую жену в Яузе, в планы Ингеборги никак не входила встреча с ней в Степановой квартире. А с другой стороны, было странно и обидно, что он выпроваживает их с Иваном из дома, чтобы на свободе потолковать с Леночкой о личном.

– Она… обязательно должна приехать сюда?

– Мне не хотелось ехать к ней, – объяснил Степан не очень понятно, – и мне совсем не хочется, чтобы ее видел Иван. Он только-только перестал ее вспоминать. Кстати, как тебе удалось всучить ему того медведя? Ну, который раньше на книжной полке стоял?

– Никак не удалось. – Ингеборга послушно дала увести себя от неприятной темы. – Просто он как-то сказал, что у него нет медведя, а я спросила, чем плох тот, который на полке. И оказалось, что ничем. Что он всем хорош, да к тому же еще и папин.

– Я ее увезу, – пообещал Степан и посмотрел на Ингеборгу, проверяя, понимает ли она, что речь идет о Леночке. – Я не стану с ней разговаривать здесь. Но на всякий случай я тебя прошу увести Ивана.

– Хорошо, – согласилась Ингеборга. Все-таки ей до конца не было понятно, что заставляет его так подлаживаться под требования и капризы какой-то дуры, которую много лет назад угораздило выйти за него замуж, но прибалтийский здравый смысл подсказывал, что задумываться над природой их отношений в данный момент нет никакого резона. – Мы как раз собирались на Арбат, в книжный. Кстати, ты вполне можешь оставить нам денег. У меня мало, а Иван хотел еще какие-то компьютерные игры и кассеты.

– Оставлю, – пообещал Степан, – конечно, я оставлю вам денег. Кстати, сегодня суббота и по идее у тебя выходной.

Тебе нужно домой? Если нужно, я провожу Леночку, заскочу в Сафонове и отвезу тебя, хочешь?

Ингеборга засмеялась.

– Пашка, ты просто потрясающий мужик! Конечно, мне хотелось бы попасть домой хотя бы для того, чтобы переодеться. Я третий день хожу в одной и той же кофте!

– Какое горе, – пробормотал Степан.

– Конечно, это не горе, но она мне надоела! Кроме того, сегодня на мне еще и твои носки, поскольку где мой второй носок, я не знаю. А мне твои носки велики. Сильно.

Почему-то упоминание о том, что на ней надеты его носки, привело его в отличное настроение. Он моментально представил себе ее длинную изящную ступню и розовые пальцы, очень похожие на миндальные орешки, и совершенные тонкие щиколотки с выпуклой косточкой, и все остальное, что приводило его в восторг и всю ночь безраздельно, полностью и целиком принадлежало ему, только ему, ему одному, и он даже заставил себя ненадолго поверить в то, что это будет принадлежать ему всегда.