Марина Крамер - Соблазны Снежной королевы

Однажды все-таки появилась Аннушка, и я поняла: ей позвонил Слава – он очень интересовался тем, что подруга не навещает меня. Она приехала с большим букетом моих любимых лилий, с полным пакетом фруктов и таким виноватым выражением на лице, что мне стало ее жаль.

Аннушка теребила кончик косы и боялась смотреть мне в глаза.

– Ань, ну что ты? Я же не умерла, у меня все в порядке. Только шрам вот теперь на лбу, но это ведь ерунда, – сказала я, обнимая ее.

– Вечно ты, Варька… Почему ты не можешь, как все люди? Жила бы спокойно…

– Ты знаешь, а ведь ты права. Вот я выйду отсюда – и заживу, как все, спокойно.

– Ты не сможешь, как все, – возразила подруга, держа меня за руки, – ты устроена иначе. И… спасибо тебе. Ты мне в очередной раз не дала глупостей наделать. Прости, что сразу не поверила…

– Ань, не надо. Это такая мелочь.

Аннушка поправила сползающий с плеча свободный свитер грубой вязки и спросила:

– Ты вообще как себя чувствуешь? Вид у тебя не того…

– Я стараюсь ни о чем не думать. Знаешь, оказывается, это не так уж плохо – не думать. Встала утром, поела, процедуры сделала – свободна. Пообедала, поспала, погуляла – опять свободна. И так до ужина, а там уже и ночь. Овощное существование.

– Я тебя не узнаю, – призналась подруга.

Мы с ней брели по парку, было удивительно тепло, и даже голые ветки деревьев не раздражали. Тут и там попадались навстречу такие же гуляющие с родственниками пациенты, и Аннушка то и дело настороженно оглядывалась.

– Ты что – боишься, что нападут? – поддела я. – Так не бойся – клиника неврозов – это не совсем сумасшедший дом.

– Нет, я не потому, – начала оправдываться она, но я перебила:

– Да ладно, какая разница. Как у тебя дела?

– Вышиваю в свободное время, увлеклась, знаешь ли. Только денег уходит на это увлечение – не представляешь. Зато так успокаивает…

– Ну, каждому свое.

– А про Габриэля ты оказалась совершенно права, – снова вернулась к своему, видимо, наболевшему, Аннушка. – Оказывается, он не меня одну так обвел вокруг пальца, таких дур – десятка два, только помоложе. Знаешь, такие богатые дочки влиятельных папочек… Влюблялись, голову теряли, деньгами его снабжали… Хорошо, ты его так быстро раскусила.

Я не стала углубляться в эту тему – не видела смысла. Читать мораль взрослой женщине не имеет смысла, а тыкать ее тем, что не умеет разбираться в людях, как-то жалко – это умение дано не всем. А что изменится от моих слов? Аннушка все равно будет обжигаться до тех пор, пока не пересмотрит свое отношение к мужчинам и не перестанет выбирать в любовники тех, кто ей абсолютно не подходит.

– А вообще… Шла б ты замуж за моего Димку Кукушкина, – внезапно сказала я. – А что? Парень он видный, теперь еще и при собственном бизнесе будет, словом, пойдет далеко. Отличная пара тебе.

Аннушка остановилась:

– Какой бизнес? Он от тебя уходит, что ли?

– Я. Я от него ухожу, Аннушка. От него – и от всех. Уезжаю я.

Вяземская опустилась на стоявшую рядом скамью и потянула меня за край кардигана:

– Ну-ка, сядь! Что значит – уезжаю? С кем? Куда?

– Ни с кем. Одна.

– Ты сдурела, что ли? Все бросишь?

– А что у меня тут есть? – откликнулась я, вынимая сигареты и зажигалку. – Квартира? Велика ценность – во Франции другую куплю. Машины? Тоже не проблема. Я хочу отсюда уехать, понимаешь? Мне просто нет больше места в этом городе. Я не хочу это место в нем искать, мне надоело. Буду жить где-нибудь на Лазурном побережье, гулять по набережной… собаку заведу, чтобы скучно не было.

– Ты это… серьезно? – тихо спросила Аннушка, все еще не веря в то, что слышит.

– Даже не представляешь, насколько.

– В голове не укладывается, – пробормотала она, растерянно глядя на меня. – А как же Тамара Борисовна?

– Ой, Аня! Я тебя умоляю… Тамаре Борисовне давно ближе Светик и его сын, она даже не трудится этого скрывать. Она даже новую пассию Светика приняла благосклонно, а там – ну, ты бы видела… Дуб-дерево-береза… Так что вряд ли она очень опечалится в связи с моим отъездом. Мать же она как-то отпустила – ну, и меня отпустит. Представляешь, насколько нужно опротиветь собственной бабушке, чтобы она предпочла тебе чужих людей? – усмехнулась я.

– Да не говори ты ерунды!

– А это не ерунда. И всем, наверное, так будет только лучше. Ты будешь ко мне летом приезжать, будем кататься по побережью, гулять, в ресторанах сидеть.

– Не нужны мне рестораны, – вдруг заплакала Аннушка, очень удивив меня таким проявлением чувств. – Мне ты нужна – тут, в Москве! Ты моя единственная подруга, единственный близкий человек!

– Аннушка, милая, это все очень относительно, – обняв ее, проговорила я. – Ну – подруга, и что? Мы с тобой по три месяца не видимся. А звонить можно и из Франции.

– Какая ты холодная, Варька… Бездушная, черствая, ледяная Снежная королева! Только ты не разбрасываешь осколки – они все в тебе. Тебе никто не нужен!

– Возможно. Но какой смысл устраивать из этого трагедию? Прекрати плакать, я не умираю, я просто переезжаю в другую страну. Все.

Больше мы не говорили на эту тему, но я видела, что Аннушка расстроена по-настоящему. Не могу сказать, что меня это не тронуло, но и ничего для меня не изменило. Ради Аннушки я не собиралась менять принятого решения.

В день выписки за мной приехал Туз. Вылез из машины с таким огромным букетом белых лилий, что из-за него не видно было самого Веревкина.

– Никогда не понимал, за что ты любишь цветы, от которых пахнет могильным холодом, – проворчал он, вручая мне букет. – Ну что – готова? Поедем, есть дело.

Ну вот почему сегодня? Какое дело может быть – сегодня? Я хочу домой, в ванну, в кровать, а не дела какие-то делать. Но перечить Тузу я все-таки не осмелилась, даже не спросила, куда едем, просто села в машину – и все.

Приехали мы, как ни странно, ко мне.

– Не возражаешь, если я в гости зайду? – спросил Туз таким тоном, словно я могла отказать.

– Не возражаю. Только имейте в виду – меня три недели не было, не уверена, что найду, что к чаю предложить.

– За это не волнуйся, я с твоей домработницей все еще вчера решил. Дома убрано, обед готов, и пирог к чаю тоже найдется.

Я только головой покачала – определенно, ему от меня снова что-то нужно, не просто же так расстарался.

В квартире, действительно, все было убрано, застелена свежая постель, на кухне обнаружился и обед, и большой домашний пирог с брусникой и взбитой с сахаром сметаной, и даже свежий чай в заварочном чайнике. Пока я переодевалась, охранник Туза накрыл на стол в гостиной и скромно удалился в кухню. Веревкин уселся по-хозяйски, с таким видом, словно жил тут, а не в гости заехал, и пригласил меня:

– Ну, располагайся.

Я села напротив и вопросительно посмотрела на него: