Марина Серова - Ключи от жизни

Покинув душную, пропитанную детскими запахами квартиру Родченко, я с удовольствием вдохнула раскаленный июньский воздух, села в машину и снова набрала номер Сластниковой. Ответили сразу.

— Здравствуйте. Мне нужно поговорить с Валентиной, — обрадовалась я, догадываясь, что это именно она.

— Я слушаю.

— Частный детектив Иванова, — отрекомендовалась я. — Мы не могли бы с вами встретиться? Хочу задать несколько вопросов по делу Луговичных.

Последовала продолжительная пауза.

— Алло, — окликнула я, тревожась, что оборвалась связь.

— Да, да. Я слышу, — быстро отозвалась Валентина. — Просто думаю… Думаю, когда лучше. Сейчас я немного занята. Давайте через часок.

— Устраивает. Назовите, пожалуйста, точный адрес.

На том конце провода, если так можно сказать при разговоре по сотовому, снова замешкались.

— Алло… — повторила я. — Ваш адрес, пожалуйста.

— А-а… Рахова, пятьдесят семь, квартира один, — словно вспоминая, неуверенно произнесла Сластникова.

— У вас код есть?

— Какой кот? — удивленно переспросила она. Вот что значит неверно поставить вопрос.

— Я имею в виду код на подъездной двери, — поправилась я, усмехнувшись.

— Ах, код! — хихикнула и Валя. — Нет, кода нет.

— Ну, до встречи через час.

А она разволновалась, подметила я, отключив трубку и положив на сиденье рядом. Не потому ли, что Галина именно у нее? И для чего нужен час? Не для того ли, чтоб Луговичная успела покинуть квартиру?

Я завела двигатель и на всех парах покатила на улицу Рахова.

Ни Сластникова, ни Луговичная мою машину знать не могли, а потому я безо всякой конспирации остановилась в маленьком тенистом дворике дома пятьдесят семь, включила магнитофон и приняла выжидательную позу. Время шло, никто из подъезда не выходил, мои надежды увидеть Галину таяли, и тогда я под ритмичную песню Валерия Леонтьева об Августине предалась рассуждениям.

Судя по количеству и предназначению вещей, которые Галина купила в магазине «Фламинго», она не собиралась долго отсиживаться в укромном уголке. Скорее всего — неделю, максимум две. Если, конечно, она не купила что-то еще в другом магазине. Денег у Луговичной после всех этих покупок практически не осталось. Кто будет ее обеспечивать? Любовник? Такового, кажется, нет. Родители? Вряд ли она к ним поедет, если руководствоваться собственной интуицией и словами Наташи Родченко. Кто-то из подруг? Значит, либо Черникова, которая в беседе со мной хорошо сыграла роль, либо Сластникова, с которой мне скоро предстоит познакомиться. Но станут ли подруги, пусть и близкие, шутить с милицией? Большинство благоразумных людей, столкнувшись с правоохранительными органами, откажутся от обещания лгать, даже во имя дружбы. А ведь милиция побывала почти у всех близких и дальних знакомых Луговичной. И кругом тишина.

Другой вариант: Галина могла уехать, скажем, на турбазу, или в пансионат, или еще куда-нибудь. Нет, не выходит, ведь везде сейчас спросят паспорт. А дача? Опять друзей просить. Не на свою же дачу она поехала. А вдруг? Жаль, не спросила у Мальвины о наличии оной. Надо поинтересоваться.

Я нетерпеливо заерзала на сиденье и глянула на часы. До встречи с Валентиной оставалось двадцать минут. Пойду сейчас. Переживет.

Я решительно вышла из машины, заперла ее и направилась в тот подъезд хрущевки, где на белой эмалированной табличке значились квартиры от первой до четырнадцатой.

Нажав на звонок квартиры Сластниковой, мельком оглядела облупленные стены, сплошь исписанные именами, лозунгами и нецензурными словами с соответствующими иллюстрациями к ним. Эта современная наскальная «живопись» была выполнена где углем, где мелом, а где просто нацарапана гвоздем. Всесторонне, однако, развиты детишки жильцов этого дома.

Деревянная, давно не крашенная дверь открылась, неприятно скрипнув, и я встретилась взглядом с Валентиной Сластниковой. С открытым, чистым взглядом больших голубых глаз. Немного испуганных, встревоженных.

На вид Валентине не больше двадцати, но по сведениям Мальвины, ей двадцать пять. Стройная курносенькая блондинка с веснушками. Довольно миловидная, но не красавица, как и Галина, только ростом чуть выше. Одета она была в растянутую линялую футболку китайского происхождения. В руках Валя держала фланелевую тряпочку, которой, похоже, вытирала пыль. Видно, не Луговичную она хотела спрятать за этот час, а прибрать жилище к моему приходу.

— Здравствуйте, — первой поприветствовала она меня, — проходите. — Затем спохватилась: — Это с вами мы по телефону договорились? Вы Иванова?

— Да-да, она самая, — подтвердила я, заходя в тесный полутемный коридорчик.

— Куда пойдем? На кухню, может быть? А то там муж спит, — кивнула Валя в сторону комнаты, где вместо дверного проема была широкая арка. Оттуда действительно доносился богатырский храп.

Я обратила внимание на дверь, ведущую во вторую смежную комнату. Она была закрыта. Зацепив взглядом и некоторые предметы мебели, которые просматривались через арку, сразу поняла, что семья Сластниковых деньгами не избалована. Да и ремонт здесь давно не делали.

В микроскопической кухне, где я уселась на расшатанную табуретку возле покрытого клеенкой стола, пахло подгоревшим луком. На двухконфорочной плите что-то варилось в большой алюминиевой кастрюле, пуская к желтоватому потолку клубы пара. Дышать тут было нечем, несмотря на открытое окно. Зато было много мух. Основная их масса дислоцировалась на стареньком буфете возле парящейся кастрюли.

— Квасу холодного хотите? — предложила Валя.

— Нет, благодарю, — отказалась я, вовремя заметив на подоконнике трехлитровую банку с сомнительного цвета содержимым, в котором плавал разбухший хлеб. По бурой марле, закрывавшей горло банки, тоже ползали мухи.

— Да нет, этот еще не перебродил, — перехватила Валя мой взгляд. — У меня в холодильнике есть. Вчера слила.

— Все равно не хочу, — покачала я головой. — Давайте лучше о Галине поговорим. Вы ведь, насколько я знаю, ее самая близкая подруга?

— Да, — не без гордости отозвалась Сластникова и наконец рассталась со своей фланелевой тряпицей, отбросив ее на буфет. Потревоженная стайка мух испуганно заметалась по помещению. — И я вообще в ужасе от всего произошедшего! Ко мне из милиции приходили. Толком ничего не сказали, все про Галю спрашивали. Я потом Мальвине Васильевне позвонила, узнать, в чем дело. А она мне такое рассказала! Кошмар! А вы следователь? Что же происходит? — скороговоркой заговорила она, округлив и без того большие глаза.

— Не следователь, а частный детектив, — поправила я ее. — А вот что происходит, пока пытаюсь выяснить. Надеюсь, и с вашей помощью.