Марина Серова - Клиент всегда прав

— Конечно, — она коротко кивнула, — мама не слишком-то заботилась о том, как здесь живет ее дочь, то есть я.

— Она не присылала вам денег или каких-то подарков?

— Ну-у, — вздохнула Вероника, — это было не очень часто.

— Понятно, — я чувствовала, что мой визит затягивается, а определенного мнения по поводу Вероники у меня еще не сложилось. — Кстати, — вдруг пришло мне в голову, — откуда у вашего мужа пистолет?

— А-а, пистолет, — небрежно пожала плечами Вероника, — он его купил.

— Какой марки?

Я внимательно наблюдала за ее реакцией, и мне показалось, что Дюкина смутилась.

— Не слишком хорошо в этом разбираюсь, — замялась она, — просто пистолет.

— А где вы научились стрелять? — быстро задала я следующий вопрос.

— Мы ездили с Альбертом в лес, — странно улыбнулась Вероника, — стреляли по консервным банкам.

— Ага, — согласилась я, — по консервным банкам, значит, стреляли.

Когда сержант впускал меня в «обезьянник», где томилась Дюкина, он не соблаговолил даже поинтересоваться, есть ли у меня оружие, поэтому «ПМ» покоился у меня на левом боку. Оглянувшись в сторону стойки, за которой сидел сержант, и увидев, что он занимается бумагами и не глядит на нас, я быстро вынула его и показала Дюкиной.

— У вашего мужа был такой же? — я заслонила пистолет от возможного взгляда сержанта своим корпусом.

— Кажется, да, — неуверенно произнесла Вероника.

— Тогда выстрелите из него, — я протянула ей оружие.

Она машинально взяла «макаров», но пистолет едва не выпал у нее из рук.

— Стреляй, — скомандовала я, — что же ты?

— Прямо здесь? — удивленно уставилась на меня Вероника.

— Здесь и сейчас, только быстро, — торопила я ее, подозревая, что она не умеет этого делать, — покажи, как ты убила Альберта.

— Но ведь… — она неловко переложила оружие в правую руку, — …здесь же нельзя.

— Можно, — уверенно заявила я, — стреляй, что же ты медлишь? Или ты никогда не стреляла, а мне, так же как и всем остальным, пытаешься запудрить мозги?! Какого черта? — напряженно шептала я.

В глазах Вероники я заметила отчаяние и злобу. Она вдруг решилась. Пистолет в ее руке дрогнул и начал подниматься. Все происходило как при замедленной съемке. Ствол моего же «макарова» почти уперся мне в грудь. Он дрожал в руке Вероники, а в ее глазах метались молнии.

— Я убила Альберта, — сквозь зубы процедила она, — и тебя тоже убью…

Она изо всей силы надавила на курок. Раздался… отчаянный вопль Клавы, которая внимательно наблюдала за ходом нашей беседы. К сожалению, скрыть пистолет и от нее, так же, как от сержанта, у меня не было никакой возможности.

— Ой, мамочки, — заголосила она во всю мощь своих легких, — они же перестреляют друг друга!

— Что ты несешь? — беззлобно огрызнулась я на нее, выхватила «ПМ» у Дюкиной и незаметно опустила в кобуру.

Сержант вскочил со своего места и кинулся к «обезьяннику», на ходу пытаясь расстегнуть прилаженную на бедре кобуру. Она почему-то не поддавалась. Он остановился у решетки и достал наконец-то табельное оружие.

— Что за шум? В чем дело? — бешено вращая глазами, он переводил взгляд то на меня, то на Дюкину, то на продолжавшую верещать Клавку.

— Все в порядке, сержант, — я попыталась его успокоить, — девушке просто померещилось. Кажется, у нее начались галлюцинации.

— Это у тебя начались, — истошно вопя, Клавка бросилась к решетке, у которой в растерянности замер сержант, и принялась трясти дверь, — выпусти меня отсюда! Она сама сказала, стреляй, стреляй! Ой, они прикончат меня, спасите, ради Христа.

— Заткнись, дура, — рявкнул на нее сержант и, зажав пистолет под мышкой, принялся отпирать дверь. — Иди, сядь на место.

— Не ся-аду, — Клавка просунула руки скозь металлические прутья и вцепилась в китель сержанта.

Сержант попытался освободиться от ее хватки, но у него ничего не получилось. Тогда он всем телом дернулся в сторону. Пистолет выпал у него из-под мышки и грохнулся на каменный пол. Пока сержант разбирался с Клавкой, пистолетом, ключами и замком, я воспользовалась случаем и наклонилась к Дюкиной.

— А стрелять-то ты не умеешь, — насмешливо улыбнувшись, шепнула я ей.

Сначала она несколько секунд остолбенело смотрела на меня, а потом вдруг вскочила со скамейки и попыталась вцепиться острыми ногтями мне в лицо. Увернувшись от страстных объятий, я легонечко ткнула ее двумя сложенными вместе пальцами в солнечное сплетение. Дюкина охнула, на секунду застыла, словно бы от удивления, и обессиленно плюхнулась обратно на место. Делать здесь мне было больше нечего. Когда я, поднявшись, подошла к двери, сержант уже открыл ее. Клавка, готовая выскочить наружу, метнулась от меня в сторону.

— Где «ствол»? — выпуская меня, спросил сержант.

Отпираться было бессмысленно.

— У меня есть разрешение, — улыбнулась я.

— Вы не должны были входить сюда с оружием, — звякнув замком, заявил он.

— Что же нам теперь делать? — пожала я плечами.

— Давайте его сюда, — решительно заявил он после некоторой паузы.

— Зачем это? — удивилась я, глядя на него в упор. — Я же сказала, что у меня есть разрешение на ношение оружия, — я достала из сумочки ламинированный прямоугольник с печатью.

В конце концов мне удалось замять этот маленький инцидент, и мы расстались с сержантом если и не друзьями, то как хорошие приятели. Правда, для этого мне пришлось пообещать ему никому не говорить, что он пропустил меня в клетку, не поинтересовавшись, есть ли у меня оружие.

Я немного посидела в машине, обдумывая ситуацию, хотя, не буду скрывать, меня так и подмывало во весь опор ринуться на квартиру Ольги Зарубиной, где я надеялась ее застать, чтобы задать несколько не слишком приятных для нее вопросов. Но я знала, что спешка, как правило, не приносит результатов. Положительных результатов, имею я в виду. А меня интересовал только положительный результат, то есть разоблачение убийцы Дюкина. В том, что это сделала не жена, я была почти уверена. Во-первых, она не знает, где находится орудие убийства, а во-вторых, она не умеет стрелять. Она даже не знала, что нужно снять пистолет с предохранителя и дослать патрон в патронник. Конечно, был очень маленький шанс, что кто-то до нее проделал все эти манипуляции с пистолетом и он был, что называется, подготовлен к «работе». Но шанс этот был настолько мал, что я не стала принимать его во внимание, во всяком случае, пока.

Что же заставило Дюкину взять на себя вину? Это было не понятно. Первое, что пришло мне в голову: она знает убийцу и хочет его выгородить. Но как же нужно любить человека, чтобы взять вину на себя?! Способна ли Вероника вообще на сильные чувства? А может, кто-то под страхом смерти заставил ее сделать такое признание? Нет, что-то здесь не так. Я же разговаривала с Дюкиной буквально за несколько минут до ее выступления в прямом эфире. Она была немного раздражена, да, но не испугана. Или она очень хорошо умеет скрывать свои чувства? Она ведь в какой-то мере актриса.