Кристоффер Карлссон - Невидимка из Салема

Лагерь для несовершеннолетних «Юмкиль» находился неподалеку от местечка с таким же названием – Юмкиль. Там же располагалась воспитательная колония для подростков. Я знал, что представляет собой подобное заведение, потому что однажды суд направил на воспитание в такое место друга моего брата за попытку угнать автомобиль. Там молодежь с отклонениями пытались воспитывать и направлять на путь истинный. Но чаще это имело обратный эффект. Колония, которая находилась недалеко от нас, тоже имела не очень приятную славу, и Юлия переживала за Грима.

– Он справится, – сказал я, лежа рядом с ней у основания водонапорной башни.

Ее ладонь нашла мою. Был понедельник, первый день второй половины лета. Весь день я провел с семьей в Блосуте у деда. Артур Юнкер шутил о болезни Альцгеймера несколько лет, но когда у него самого обнаружилось это заболевание, шутки прекратились. Дед стал понурым, замкнутым. Он называл маму Сарой, хотя так звали мою бабушку. Порой, пока мы сидели за столом, казалось, что он не узнает ни меня, ни моего брата. После ужина мы с Гримом пошли на тусовку около церкви Салема. У Йона не было никакого желания общаться с другими, думаю, что он пошел только ради меня. Он все время сидел в углу, словно не зная, как себя вести. А сейчас он уже был в «Юмкиле».

– Помнишь, после кино, – произнес я, – когда ты сказала, что тебе трудно сказать кому-то, что он тебе нравится?

– Ммм…

– Почему так?

Юлия приподнялась на локтях.

– У меня просто нет опыта в общении с парнями, как-то так.

– В смысле?

– Просто обычно… Вообще, я общалась только с несколькими, точнее с тремя. Но всегда заканчивалось тем, что они обижали меня, а Йон дико злился. – Она снова легла и стала смотреть на облака. – Примерно год назад я была на тусовке и слишком много выпила. Я была влюблена в одного из парней, он ходил в восьмой класс в школу Рённинге. Закончилось все тем, что я потеряла сознание, даже не помню как. Когда я очнулась, то обнаружила, что лежу на кровати, на одеяле, без одежды. Мне не было больно, то есть я не ощущала что-то… То есть, ничего такого со мной не произошло. Но после я узнала, что именно тот парень, в которого я была влюблена, и был со мною в комнате. Но неожиданно кто-то зашел, чтобы забрать кое-что из комнаты – они оставили там алкоголь, чтобы никто не украл. То есть, по чистой случайности, его спугнули. Вот такой у меня опыт по части парней. Я чувствую, что ты совершенно другой, понимаешь? Не подумай, что я о тебе плохого мнения. Знаю, что это не так, но мне все равно чертовски сложно…

– Ты рассказала об этом Гриму?

– Его зовут Йон. И – никогда в жизни, ты что, с ума сошел? Йон забил бы его насмерть.

В тот вечер родителей Юлии не было дома, и она пригласила меня к себе в первый раз. Их квартира выглядела практически как наша, или как ее зеркальное отражение. Около двери пахло чем-то кислым из мусорного мешка, прислоненного к стене, и Юлия, немного смутившись, пошла и выкинула его в мусоропровод.

Мы сразу пошли в ее комнату, и я не успел разглядеть остальную квартиру. Но выглядело все чище, чем я предполагал. На вешалке у двери висела знакомая одежда – куртка Грима. Кухня – простая, как наша, только без посудомоечной машины. У нас она была, и я подумал, что семья Гримбергов, наверное, ничего не имела против того, чтобы мыть тарелки вручную, а может, у них не было средств на ее покупку. В одной из дверей была дыра размером с большой кулак. Хоть отверстие было и не сквозное, но все равно очень заметное, как будто кто-то швырнул большой камень, или ударил кулаком со всей силы. Это была дверь в комнату Грима.

Мы вошли в комнату Юлии. Казалось, что она не знала, куда деть свои руки. В конце концов, девушка подняла их и начала теребить украшение на цепочке, висевшее у нее на шее. У одной стены был книжный шкаф, вдоль другой стояла маленькая кровать. Полки были забиты книгами и фильмами. У письменного стола стояло зеркало, и лежала раскрытая косметичка. Стены были украшены картинами и фотографиями.

– Тебе они нравятся? – спросила она.

– Фотографии?

– Да.

Б о льшая часть снимков была портретами ребят нашего возраста, но я никого из них не знал. На паре других были запечатлены высокие дома. Эти фото были сделаны снизу и с такого ракурса, что основную их часть занимало небо.

– Да, мне нравятся фотографии, – наконец сказал я.

Она кивнула и улыбнулась. Затем прекратила теребить цепочку, подошла и прижалась ко мне.

– Первый раз парень у меня в комнате.

– А я впервые в комнате девушки.

Она поцеловала меня, и в моей груди что-то зашевелилось. Сердце стало биться так сильно, что эхом звучало в ушах.

– Посмотрим фильм? – спросила Юлия.

Я лгал ей и не знал теперь, было ли это важно. Но я обманул ее только по поводу секса – я никогда раньше им не занимался. Кожа Юлии была светлой и неестественно мягкой. Когда я ее касался, сквозь мое тело пробегала волна тепла, и шевелились волосы на руках. Она сидела у меня на коленях, и за ее плечом виден был телевизор, сцены из фильма пятнами света играли на стенах темной комнаты.

– Сними одежду, – сказала она.

– Всю?

– Да.

Я никогда в жизни ни перед кем не раздевался. Когда я стоял напротив Юлии, мне было жутко не по себе. Она, наверное, это заметила, потому что притянула меня к себе и обняла за плечи.

– Ты красивый, – прошептала она, и что-то в ее голосе заставило меня полностью расслабиться.

– Ты тоже. Но…

– Что?

– Я тебя обманул.

Она застыла.

– В смысле, обманул?

– О том, что я… В общем, я девственник.

– И дальше что? – спросила она.

– Как что?

– Все парни об этом врут. Я не удивлена. А что, ты хочешь в первый раз сделать это с кем-то другим?

– Нет, – сказал я. – Нет. А ты не обманывала?

– Нет.

В темноте, при свете экрана телевизора, внутри у меня что-то задрожало.

– У меня нет презерватива. У тебя есть?

– Успокойся. Я принимаю противозачаточные.

Мне было интересно, знал ли об этом Грим. А затем понял, что ведь я сам многого не знаю – или, точнее, совсем ничего.

Я не был в Доме с начала июня. По какой-то причине я удивился, что ничего не изменилось. Угрюмый незнакомый стажер повел меня по коридорам. В одном из кабинетов, мимо которых мы проходим, из радио доносится песня « О, детка, не делай мне больно, не делай» , а рядом раздается похожий на кашель звук принтера, выплевывающего напечатанные страницы. Посмотрев в окно, я подумал о пропасти, разделяющей меня и остальных полицейских.

– Габриэль скоро подойдет, – пробубнил стажер и, придерживая дверь в комнату для допросов, спросил: – Хотите чего-нибудь?

– Кофе, – ответил я.

Стажер уходит, и я остаюсь один в маленькой, квадратной комнате. Из обстановки только стол и два стула. Вообще-то, я не один – невидимая камера направлена на меня. Она записывает каждое мое движение. Около одной из стен стоит полка с папками. Кажется, что ей здесь совершенно не место. Наверное, в одном из ближайших кабинетов идет ремонт. Остальные стены холодные и немые. Свет в комнате теплее, чем был когда-то, он словно добавляет немного уюта. Если напрячь слух, можно услышать радио. Я смотрю на сообщения в телефоне. Возвращается стажер с кофейной чашкой светло-синего цвета. Один глоток, и я ощущаю вкус, который пробуждает во мне сильное желание вернуться на службу.