Кристоффер Карлссон - Невидимка из Салема

– Когда он родился?

– В семьдесят девятом. Но проверьте также семьдесят восьмой на всякий случай.

– У него две даты рождения? – удивленно спрашивает она.

– Я не знаю, – говорю я. – Семьдесят восьмой может быть неверным.

– Родился в Стокгольме?

– В пригороде Стокгольма, Салеме.

На заднем фоне я слышу стук клавиатуры. Сигнал пропадает, когда я спускаюсь под землю, становлюсь на эскалатор и пытаюсь определить, преследует ли меня кто-нибудь.

– Я нашла одного Йона Гримберга, который родился в семьдесят девятом, с пропиской в Салеме, – услышал я голос Алисы. – Богатое уголовное прошлое, но первая запись – от девяносто седьмого года. Мать родилась в пятьдесят шестом и умерла в девяносто девятом, отец скончался три недели спустя.

– Всего через три недели?

– По сведениям из моего компьютера.

– У вас есть его адрес? Йона?

– Нет. Я… ой, подождите, – ее голос звучит смущенно, а, судя по всему, ее редко чем можно смутить. – Последняя запись о нем – в книге переписи населения в Хагсетре. Этому адресу – десять лет.

Она дает мне адрес, и я стараюсь запомнить его.

– То есть он умер?

– Нет. И не покидал страну. По крайней мере, здесь у меня таких сведений нет. Он есть в базе данных неустановленных личностей. Больше я не могу сказать – только то, что налоговая занесла туда его имя. Можно запросить у них информацию, но даже с учетом высокого приоритета это займет несколько часов.

База данных неустановленных личностей. В ней – люди, с которыми органы власти Швеции по разным причинам не смогли вступить в контакт. Люди с темным прошлым, а также те, кто не хотел быть найденным. Данные лиц с засекреченными личными данными или поддельными отпечатками пальцев тоже перенесены в этот список. Та же ситуация с личностями с неопределенным местом жительства в течение двух лет и более. Никакие особые фильтры, даже возрастные, не применяются. Людей переносили в другую базу лишь в случае смерти или эмиграции, или если они вернули изначальное гражданство либо постоянно проживают в Швеции. В последних трех случаях не требуется особых доказательств. Достаточно того, что человек один раз расплачивается кредитной картой, проходит таможню на границе или обращался к агенту по продаже недвижимости. Йон Гримберг ничего подобного не совершал, раз до сих пор находился в регистре. Как будто он просто исчез.

– Предполагаю, что это важно, – произносит Алиса, а я стою на перроне и смотрю, как из черной пасти туннеля мчится поезд серебряного и голубого цветов.

– Да, – отвечаю я. – Так и есть. Это касается его сестры.

– Юлия, – читает она с экрана. – Юлия Гримберг?

– Верно.

– Умерла в августе девяносто седьмого.

Я сглатываю, и перед внутренним взором проносится цепочка.

– Верно.

Над Хагсетрой светит солнце, и на площади пинают мяч загорелые ребятишки, переговариваясь на незнакомом мне языке. Последний известный адрес Грима – здесь, рядом с площадью. Светлые высотки с маленькими окнами напоминают Салем. Двери подъезда открыты, и я поднимаюсь по ступенькам на второй этаж и звоню в первую из трех дверей. Никого. Вместо этого открываются две другие двери, и я представляюсь как друг Йона Гримберга, но соседи не слышали такого имени. Свои квартиры они получили от бюро по распределению жилплощади. Мне захотелось узнать, в какой из квартир он проживал, и я чуть не поддался импульсу попроситься внутрь и осмотреться, по большей части из-за большого желания увидеть, как он жил. Это все равно ничем не помогло бы. Я благодарю за помощь и ухожу.

Звоню Феликсу, но тот не отвечает. Остаток вечера я трачу на то, чтобы попытаться найти следы Йона Гримберга по проверенным каналам, но ни один из них не дает нужной информации. Я даже доезжаю до Государственного налогового управления в Сёдермальме, сажусь там за компьютер, просматриваю их регистры, но и там пусто. Складывается впечатление, что Грим перестал существовать десять лет назад.

Я начал сомневаться в себе. Немногие знают, какую цену приходится платить при сокрытии информации в полицейском расследовании, и поздно вечером, в своей квартире, я уже готов звонить Габриэлю Бирку и все рассказать, как вдруг телефон в моей руке начинает вибрировать. Сэм.

Заградительная лента на Чапмансгатан висит до сих пор. Я наблюдаю, как она трепещет на ветру, как прохожие все еще останавливаются посмотреть, что случилось. Автомобиль припаркован вдоль улицы. Я предполагаю, что водитель – внутри, но не уверен до конца.

– Алло?

– Это Сэм.

– Привет, Сэм.

– Я, ой… я побеспокоила?

– Нет, всё в порядке.

– Я просто подумала… После того, как ты ушел.

– Да? – Я сильнее прижимаю трубку к уху. – Спасибо, что нашла для меня время.

– Позже ко мне зашел клиент. Думаю, ты знаешь его, его все называют Вигго.

Я знаю его. Он – поставщик Феликса. Один из тех, с кем я встречался сегодня, после того, как покинул Хагсетру. Он подтвердил, что слышал, как кто-то ограбил шлюху возле Кронобергспаркен, но еще не связал этот факт со смертью Ребекки Саломонссон.

– Я встречался с ним сегодня, – сказал я. – Ничем не помогло.

– Он рассказывал. Так как он знает о нас с тобой… в общем, он упоминал, что встречался с тобой, и что ты интересовался неким Гримом.

– Йон Гримберг, – застываю я. – Это верно.

– Ты мне не говорил, когда мы встречались. Ты не упоминал его имени, и что ты искал именно его.

Я слишком хорошо ее знаю и чувствую обиду в ее голосе.

– Это не было настолько важным, – извиняюсь я. – Это выяснилось позже.

– Я думаю… не знаю, кто такой Йон Гримберг, но мне знакомо имя Грим.

Внизу на улице заводится автомобиль. Я, колеблясь, подхожу к окну. Кабина освещена мобильным телефоном. Внутри смутно вырисовывается фигура, больше ничего.

– Ты сейчас где находишься? – спрашиваю я.

– А что?

– Нам нужно встретиться.

– Лео, не думаю, что это очень хорошая идея, мы не мо…

– Речь о другом.

– А о чем тогда?

Я делаю глубокий вдох и пытаюсь угадать, кто сидит внутри машины на улице. Подозревая, что я – параноик, произношу:

– Думаю, телефон прослушивается.

Вечер. Я бреду по улицам Кунгсхольмена по направлению к БАРу. Глупый выбор для встречи с Сэм, но это единственная нейтральная территория, которая пришла мне на ум. По дороге туда я пытаюсь выявить за собой хвост, выбираю обходные пути, но это сложно. В квартале много узких улиц и переулков, которые встают на пути совершенно непостижимым образом. В этом городе есть уголки, из которых, кажется, не существует дороги обратно. За неоновыми вывесками и уличными фонарями лежит чернильная темнота, которую можно практически потрогать и ощутить на языке при зевке.