Кристоффер Карлссон - Невидимка из Салема

Обо всем этом я узнал уже позднее, из рассказа Бирка. Очнувшись, вспомнил только то, что обмяк и упал на спину, затем почувствовал, как боль пронзила голову и на мои глаза упала темная пелена…

Я лежу в широкой кровати, на мне какая-то белая рубашка, ноги и бедра накрыты оранжевым одеялом. Лампы надо мной погашены, свет исходит откуда-то еще. Повернув голову, я ощущаю боль в шее. Настольная лампа включена. Я нахожусь в больнице. Я смотрю в окно. Скорее всего, Сёдертелье. Я не был здесь с того момента, как умерла Юлия. В углу комнаты на стуле сидит Бирк, глубоко погрузившийся в чтение бумаг в папке.

– Я… – Во рту у меня пересыхает.

Бирк поднимает взгляд и удивленно смотрит на меня.

– Что?

За окном страна лежит в бесконечном сером мраке синеватой темноты. Должно быть, рассвет или сумерки.

– Сколько времени?

– Половина пятого.

– Утра?

Бирк кивает. Затем откладывает папку, встает и подходит к столу у кровати. Налив воды в пластиковый стакан, передает его мне.

– «Собрил», – прошу я.

Бирк мотает головой.

– К сожалению, нет. Тебе вкололи морфин. Нельзя смешивать эти дела.

Я выпиваю воду. Она приятна на вкус и прохладна.

– Какой день недели? – неуверенно спрашиваю я.

– Не волнуйся. Ты проспал чуть больше двенадцати часов. Скоро поправишься, не волнуйся. Все пройдет, кроме твоего безрассудства.

В голосе Бирка не слышно привычной резкости, голос мягкий и низкий. А может, это мой слух меня подводит… Я снова слышу обоими ушами, но на одно из них наложена толстая повязка. Подняв руку, я ощупываю шершавые сухие бинты.

– За твои травмы, – произносит тост Бирк и забирает стакан. – Какого черта ты не подождал?

– Не успел, – выдавливаю я из себя. – Где Сэм?

– В соседней палате. Она поправится. Физически – тоже. Кроме пальца. Мы его нашли… но прошло слишком много времени. Слишком много.

– Сколько?

Бирк опустил взгляд.

– Как минимум час. Она поправится, Лео… но сейчас она в шоке. На восстановление психического здоровья потребуется какое-то время. Здесь где-то ее парень; можешь с ним поговорить, если хочешь.

Несмотря на боль, я отворачиваю голову от Бирка. Не хочу больше слушать. Бирк по-прежнему стоит возле меня, будто все понимает.

– А Грим? – спрашиваю я, по-прежнему отвернувшись от него.

– Здесь его нет.

– А где?

– В Худдинге. Под круглосуточным наблюдением. Я сам назначил патрульных, они не подведут. Его прооперировали и собираются перевезти в Крунуберг, как только выпишут. – Он откашливается. – Твои родственники были здесь. Они посидели рядом с тобой некоторое время. Левин пришел около одиннадцати, ушел совсем недавно. Все проинформированы.

– Мой… мой отец тоже?

– Он тоже, – отвечает Бирк.

Я смотрю на него и думаю, знает ли он. Понял ли он. Возможно.

– Твой психолог был здесь, – испытующе рассказывает Габриэль. – Его вызвали, так как его имя было в твоем телефоне. Я попросил его уйти.

– Спасибо.

Уголок его рта дергается, но он так ничего и не произносит.

– Устал, – говорю я.

– Тебе нужно больше спать.

– Нет, тебе. Ты выглядишь уставшим.

– Мне нужно было поговорить с несколькими репортерами. И изучить отчет о предварительном расследовании.

– Где мой телефон?

Зачем-то мне понадобился телефон. Я не знаю, что конкретно собираюсь с ним делать, но обязательно должен его найти. Казалось, я снова хочу увидеть фотографию с Ребеккой Саломонссон.

– Сейчас не могу тебе его отдать, так как Берггрен, или Гримберг, или как там его зовут, использовал его для связи с тобой, и теперь мобильный является доказательством того, какие повреждения он нанес Сэм. Это улика. И, – добавляет он, – по правде говоря, ты разве не хочешь новый?

– Сохрани фотографии, – прошу я.

– Спи. – Он окидывает меня взглядом, будто бы в чем-то сомневается. – Левин сказал, что попытается восстановить тебя в отделе. Под мое руководство.

– Под твое? – Похоже, что я скорчил гримасу. – Вот черт.

– Подозревал, что ты именно так отреагируешь. – Бирк слегка улыбается.

– Спасибо, – выдавливаю я из себя.

Габриэль выходит из палаты.

В следующий раз я просыпаюсь в обед. Медсестры убирают мою капельницу, затем я съедаю бутерброд, выпиваю сок и иду в туалет. Шаги мои достаточно неуверенные, но на удивление устойчивые. В тот же день меня навещает Петтерсен, начальник отдела предварительного следствия. Это невысокий пухлый мужчина, который постоянно жует жвачку, чтобы не думать о том, что ему хочется закурить.

– Мне нужно задать вам несколько вопросов, – тихо произносит он. – Конечно, если вы не против.

– Было бы лучше, если б это сделал Бирк.

– Не получится. Эта задача возложена на меня. Да и Габриэлю требуется отдых.

Он ставит диктофон возле меня. Эти несколько вопросов превращаются в целый словесный поток по мере того, как я рассказываю. За время допроса Петтерсен, извиняясь, выходил в туалет и четыре раза менял свою жвачку.

Меня выписывают вечером. Я наконец-то надеваю свою одежду, которую за это время должны были выстирать. Несмотря на то, что вид ее достаточно неприятен мне. Повязка на голове заменена на большой белый пластырь на лбу, и такого же типа повязка у меня на одном ухе. Нос не сломан, но есть трещина, которая должна постепенно зажить. В первые дни мне кололи морфий.

Как-то я спросил, можно ли навестить Сэм. Медсестра сказала, что она спит.

– С ней еще есть кто-нибудь?

– Нет, она одна. Ее молодой человек ушел некоторое время назад.

Молодой человек? Они живут вместе?

Мне разрешают посидеть рядом с ней немного. Сэм лежит в такой же кровати, что и я, с таким же оранжево-желтым покрывалом, которым были накрыты мои ноги, и одета в такую же белую рубашку, что была на мне. Ее коса расплетена и волосы распущены. Она глубоко и ритмично дышит. Стул для посетителей стоит рядом с кроватью, на него я и присаживаюсь.

На поврежденную руку наложена толстая повязка. Ее здоровая рука свободно лежит ладонью вверх, пальцы слегка согнуты. Их вид заставляет все вокруг меня слегка покачнуться – я не понимаю почему, пока не осознаю.

Я сделал это. Как бы нелепо это ни звучало, как бы далеко в прошлое ни уходила цепочка событий, несмотря на череду случайностей на пути к тому, что случилось в последние дни, все это было связано со мною. Как я однажды испортил жизнь Тиму Нордину, вывел его из равновесия. Как я обманывал Грима. Может, он и был прав, может, я сам заставил Юлию влюбиться в меня… Но точно не одна она была в этом виновата. И это была не только моя ошибка. Если кто и влюбился, то это был я.

Я вытягиваю руку и аккуратно кладу свою ладонь в ладонь Сэм. Она теплая. Похоже, прикосновение заставляет ее медленно пробудиться, потому что она поворачивает голову ко мне и неуверенно и протяжно спрашивает, по-прежнему как будто бы во сне – с закрытыми глазами: