Марина Серова - Не на ту напали!

Тетку сменил гигантский плод. Он плавал в неизреченном покое, привязанный пуповиной к звездам. Были еще какие-то геометрические фигуры и цветы.

Мне казалось, что между этими странными картинами я слышу откуда-то сверху характерное пыхтение и женские стоны.

Однажды мне приснилось, что перед моим лицом висят в воздухе две волосатых ноги. Это уже ни в какие ворота не лезло. Чей-то бодрый голос спросил:

— А твоя подыружка пачэму нэ хочыт, а?

Кто-то очень знакомый, почти родной, ответил:

— Да спит она, не видишь? Иди скорей ко мне!

В другой раз мне приснилось нечто совсем несуразное — в белом халате надо мной склонился Айболит из детской книжки. Он щупал мне пульс. Потом Айболит превратился в крокодила Гену, но с большими мягкими ушами.

Такого безобразия я никогда в жизни не видела. Захотелось проснуться. Я сделала усилие, чудовище в белом халате пропало, и я увидела себя сидящей на корточках у реки и ковыряющей прутиком чью-то еще теплую какашку. Вокруг меня ползали козявки, и было мне года полтора. Никак не больше двух, потому что с двух лет я себя отлично помню. Этого эпизода я за собой до сих пор не знала.

Мне стало стыдно, и маленькая девочка убежала. Потом все закрутилось по новой — молотки, похотливая бабища, цветы и шестимесячные зародыши.

Весь кошмар кончился как-то разом. Меня будила гостеприимная проводница.

— Вставай, соня, проспишь свой Абакан.

Мы въезжали в пригород. Ну и дела! Последняя неделя била все рекорды. Пожалуй, это было самое загадочное дело в моей богатой практике.

Три дня пути просто выпали из моей памяти. Да еще эти видения: сначала тем вечером в Москве, теперь в поезде… Я чувствовала, что разгадка близка. Части мозаики складывались в цельную картину, но никак не могли сложиться окончательно. Чего-то не хватало, какого-то объединяющего элемента.

И тут меня осенило. Ну конечно! Эта чертова колбаса!

И в Доме культуры, и в поезде мой бред начинался после того, как я съедала немного колбасы из кейса моего незадачливого попутчика.

Так вот о каких образцах говорили эти типы!.. Значит, это не моя крыша сделала мне ручкой — всему виной какой-то психотропный препарат, подмешанный в колбаску.

Додумать эту мысль до конца я не успела. Поезд остановился, и началась давка в проходе. Я схватила кейс и нырнула в самую кучу.

Город Абакан, как известно, расположен на великой сибирской реке Енисей. Я никогда раньше здесь не бывала. Но ознакомиться с памятными местами мне не удалось. Прямо с поезда вся компания на двух такси отправилась в аэропорт. Я, понятное дело, — следом, на третьем.

В здании аэровокзала я чуть не потеряла их из виду в толпе бородатых геологов, или кто они там были. Когда я вновь их увидела, с ними уже был какой-то толстяк в кителе и форменных штанах — летчик, штурман, или кто там еще может быть. Надо бы выучить знаки различия у летунов.

Толстяк оказался местным начальником, потому что вся группа с ним во главе миновала очередь на досмотр и прошла прямо на поле.

Вся эта авантюра начинала мне надоедать, но делать было нечего. Обежав какое-то здание, я рысью промчалась вдоль ограждения метров двадцать, пока не нашла то, что искала, — дыру в сетке забора.

Протиснувшись сквозь нее вместе с чертовым «дипломатом», я поискала глазами свою группу и обнаружила ее далеко впереди. Путешественники подходили к концу длинного ряда самолетов, который тянулся вдоль всей левой кромки летного поля.

С максимально деловым видом я миновала единственный освещенный участок и побежала, держась в тени «Анов», «Яков» и прочих воздушных судов. Пару раз я чуть не налетела на какие-то веревки. Никогда не думала, что самолеты на стоянке привязывают к земле. Чтобы ветром не сдуло, что ли?

«Интересно, куда это мы идем?» — не успела я задать себе этот вопрос, как поняла, что худшие мои опасения оправдываются. Метрах в тридцати от меня, на краю поля, ждал вертолет, и вся компания собралась у него.

Я остановилась у последнего прикованного к земле летательного аппарата, присела за какую-то тележку и стала наблюдать. В вертолет загружали ящики или мешки — с моего наблюдательного пункта мне были видны только тени в лунном свете. Очень нехорошее предчувствие закралось мне в душу.

Бывали в моей жизни безрассудные поступки, и глупости я не раз совершала, но такого я от себя не ожидала. Когда загудел двигатель и лопасти вертолета начали вращаться, я прижала к себе «дипломат» и, борясь с ветром, ринулась вперед. Глаза и нос мне сразу же забила сухая трава и какой-то острый мусор. Прическа безнадежно растрепалась.

«Черт бы побрал эту мечту о крыльях! Черт бы ее побрал!..»

Никакого плана у меня не было. Меньше всего я собиралась сделать то, что сделала, добежав до вертолета. Я просто мчалась изо всех сил к Катьке, к разгадке всех последних событий и… Да чего там, я бежала от собственного желания плюнуть на все и вернуться домой.

Так или иначе, я оказалась рядом с проклятой «вертушкой».

— !..

Малодушная надежда, что я ничего не смогу сделать, медленно во мне умерла. Предпоследней. Последней умирала я на протяжении всех последующих часов. Или лет. Или веков.

Как оно всегда и бывает, выход нашелся. Но какой!

Вы когда-нибудь видели дырявые вертолеты? Этот был именно такой. Сейчас объясню. Дело в том, что у этого стального урода не было кормы. То есть… Короче, того, что бывает у них под хвостом. Вместо всей задней стенки была натянута сетка из толстого каната. С ячейками в мою голову.

Или я чего-то не понимаю, или такая техника летать не должна. Она должна мирно ржаветь на свалке, а еще лучше — стоять в музее. Как камера пыток.

До сих пор не пойму, как мне удалось отцепить сеть в одном месте и снова закрепить за собой. Того, как я вскарабкалась в темное загроможденное нутро, я вообще не помню. Просто я обнаружила себя сидящей на полу у самого края, слева на меня навалился огромный мягкий тюк, а ногами я упиралась в какой-то ящик. Вот и все.

Последней моей мыслью в этом мире было безумное: «Так вот он какой, вертолетный багажник!» Земля плавно провалилась вниз и назад. Меня незамедлительно вырвало.

Не раз мне приходилось смотреть в глаза смерти. Скажу, не хвастаясь: я не боялась. В самой безвыходной ситуации я не теряла надежды. Но этой бесконечной ночью я вдруг поняла, как мало нужно человеку для счастья: просто стоять обеими ногами на земле, а еще лучше — стоять на ней на четвереньках.

Клянусь: когда долетим, куда бы мы там ни летели, привяжу себя тросом к самым тяжелым камням и простою так остаток жизни.

Полет оказался страшнее всего, что мне довелось испытать прежде. Даже тот случай, когда я в четырнадцать лет проснулась на даче и увидела у себя на груди мышь, — ничто по сравнению с ним.