Марина Серова - Нежный зверь

Ну да ладно, не все ли мне равно, богатое у него воображение или нет его ни на грош? Мне всего-навсего надо будет проверить этого типчика. Разобраться с алиби, пообщаться. Желательно в неформальной обстановке.

Адрес снимаемого Коршуновым офиса, как и его домашний адрес, я узнала из копии контракта на поставку энного количества консервированных продуктов.

И перешла к следующему столу. По всей видимости, здесь держал свои бумаги господин Курский. По крайней мере, помимо служебных бумаг и тому подобного, здесь хранились записки, подписанные им, пометки и прочий хлам.

Я просматривала бумагу за бумагой, сама не зная, что ищу. Глаза начинали закрываться, буквы сливались и пытались устроить хоровод. Ох, пора мне хорошенько отдохнуть!

А назавтра у меня как минимум два неотложных дела: проверить Коршунова и разобраться с алиби Кобровича. Дальше — по обстоятельствам.

Осмотрев последний стол и не найдя ровным счетом ничего полезного, я перешла к компьютерам. С ними я не слишком дружу, но включить и просмотреть файлы вполне могу. Но и здесь я не обнаружила чего-то нового и интересного. Снова только какую-то документацию, информацию о перевозке грузов и тому подобное.

Так, теперь осталось осмотреть сейф. Я подошла к железному ящику на стене и принялась копаться в нем отмычками. На вскрытие мне потребовалось минут пятнадцать — замки были не столь простыми, какими казались при первом осмотре. Но все же я справилась, и, громко лязгнув, дверца наконец приоткрылась.

В сейфе лежали деньги. Но не только. Еще бумаги.

На просмотр документации у меня ушло от силы десять-пятнадцать минут. И я выяснила один очень интересный факт.

То, что фирму учредили совместными усилиями три человека, я уже знала. Но теперь уточнила, так сказать, — откорректировала сведения — у каждого из троих была различная доля вкладов. И самый большой вклад в дело был у Дмитрия Игоревича Кобровича. Дальше шли Лапчатый и Курский, по убывающей.

Подозрения насчет Кобровича все усиливались. Этот типчик вполне мог угробить Курского, чтобы заграбастать большую часть фирмы, а следовательно, и доходов с нее.

Закрыв дверь сейфа на все замки, что оказалось значительно сложнее, нежели открыть, я решила — пора смываться. Только вот лезть через ту стену не слишком хотелось.

Я наспех стерла отпечатки своих пальцев в кабинете директоров фирмы и вышла, оглядевшись и закрыв за собой дверь. Сторож мирно дрых, уткнувшись-таки мордой в газетный лист. Его храп доносился даже до меня. И меня охватил соблазн — а что, если проскользнуть мимо него и выйти по-нормальному, без любительского скалолазания?

Я уже двинулась по направлению к освещенному холлу, когда вспомнила о навесном замке, украшавшем дверь, через которую я сюда проникла. И резко притормозила, чуть не споткнувшись о неровно уложенное ковровое покрытие.

Ну, Татьяна Александровна, вы, видно, хотите, чтобы ваши деяния стали достоянием масс? Не стоит этого делать. Пусть лучше все будет шито-крыто, обойдемся без лишних проблем. И я с душевной болью развернулась на сто восемьдесят градусов, выбрав путь к черному ходу.

Конечно, не факт, что открытую дверь черного хода скоро обнаружат. Но каких только совпадений в жизни не бывает! Лучше завершить начатое до конца. Подумаешь, еще пару царапин заработаю! Джинсы и так годятся только на помойку, подарок бомжам.

Приглушенно хмыкнув, я вышла на заснеженную улицу, закрыла дверь черного хода, вернула на место навесной замок. И обрадованно засмеялась — начался снегопад. А значит, мои почти медвежьи, очень заметные на нетронутом снегу следы прикроются новым слоем пушистых хлопьев.

Перебравшись через стену, на этот раз без физических повреждений, я спрыгнула и — надо же, как неудачно! — плюхнулась в снег метрах в полутора от… какого-то мужика. Он находился в тени, и свет на него не падал. А упав, я скорее унюхала, чем увидела, свидетеля своего преступного поступка — от него страшно разило самогоном. И занимался он у глухой стены не чем иным, как удовлетворением естественных потребностей.

Я не придумала ничего лучше, как рывком стянуть веревку с кирпичей и мелкой рысью направиться к своей «девятке». В самом деле, не общаться же с таким контингентом!

Мужик, кажется, решил, что я — белогорячечный чертик, потому что руки его, оставив в покое другую часть тела, ринулись к лицу. Он застонал и даже что-то тихонько завыл, ударившись лбом о стену.

Я пожала плечами и только ускорила шаг. Ничего, придет в себя, куда денется. Может, я сегодня для него доброе дело сделала — пить будет меньше.

Запрыгнув в салон машины, я отправилась домой. Проводить дальнейшее расследование было еще рановато. Или поздновато, это уж кому как. Зато следовало разобраться с полученными ранами.

Дома я с трудом стянула джинсы, прилипшие к кровянящим царапинам, постояла под душем, морщась от зуда и жжения. После чего смазала ранки антисептиком, закуталась в халат и поставила на плиту кофе. Привычно устроившись на кухне с чашкой бодрящего напитка и сигаретой, я задумалась.

Теперь, как ни странно, версий у меня стало больше. Тимур Коршунов мог убить несчастного Илью Станиславовича, потому что по вине водителя Курского ему не доставили груз. Наверное, это причинило немало неприятностей частному предпринимателю — он-то договорился с магазинами о доставке продукта, а продукт не привезли. Вину Курского во всей этой истории увидеть несложно. Значит, Коршунов вполне может оказаться убийцей.

И, разумеется, господин Кобрович. В самом деле, к чему довольствоваться третью предприятия, если можно получить больше половины? Или целиком… Но тогда Лапчатому угрожает нешуточная опасность. Надеюсь, пока что Кобрович не успел ничего сделать… А завтра я возьму его под колпак, как говорят специалисты моего дела. То есть буду пристально и неотступно наблюдать за Дмитрием Игоревичем.

Допив кофе, я решила все-таки поспать остаток ночи. И плюхнулась на свое одинокое холодное ложе.

Уже пристально рассматривая бродившие на потолке пятна от проезжавших мимо дома машин, я вспомнила, что Кирьянов мне так и не позвонил. Неужели так сложно узнать владельца машины по номеру?

Проснувшись по звонку будильника, я с натугой оторвала голову от кровати и поднялась, движимая лишь нечеловеческим усилием воли. Поежилась от пронзительного холода — отопление не слишком хорошо работало. И чертыхнулась — все мышцы болели, будто прошлой ночью я как минимум грузила мешки на вокзале. В большой-большой вагон. И трудилась в гордом одиночестве.

Но расследование надо доводить до конца. Всегда. Это один из немногих моих железных принципов.