Лариса Соболева - Гробница вервольфа

Черную особу задели дерзкие слова, она смотрела на Марго свысока, поджав губы, и, очевидно, не знала, как поступить. Появилась третья фигура.

– Это графиня Ростовцева, – обойдя двоих мужчин и остановившись возле черной дамы, доложил де ла Гра, после спустился вниз. – Мое почтение, ваше сиятельство. Здесь не ждали гостей, посему не готовы…

– Де ла Гра! – прикрикнула на него черная дама, тот живо обернулся.

С минуту между нею и профессором шел молчаливый диалог, который Суров не смог расшифровать. А Марго казалось, будто она попала к разбойникам. Во всяком случае, в глазах дамы читалось желание убить ее, однако следующая фраза женщины прозвучала более гостеприимно:

– Предложите ее сиятельству кресло у камина, Оливье.

Профессор без заметной услужливости придвинул кресло к огню, слегка склонился, приглашая Марго. Та не двигалась, растерявшись:

– Я бы хотела знать, с кем имею честь…

– Герцогиня Лейхтенбергская, – представилась дама, после приподняла правую руку, но при том не обернулась, и представила мужчин: – Барон фон Бэр, мой брат. И мой племянник – баронет фон Левенвольде.

Оба мужчины, примерно одного возраста, выступили из тени и сделали одолжение – поклонились.

– Мое почтение, ваша светлость, – чуть присела Марго. – Мы просим извинить нас за вторжение…

– Пустое, – неучтиво прервала герцогиня. – Садитесь к огню.

Марго подумала, что при ее светлости сидеть нехорошо, раз она стоит, но, с другой стороны, герцогиня сама разрешила. Она села на край кресла, не зная, что говорить в такой нелюбезной обстановке. К ней подскочил лакей:

– Позвольте китель, ваше сиятельство, мы его утюжком-с…

Марго сняла с плеч мокрый китель, отдала, лакей убежал. Подполковник стал у кресла Марго будто стражник. Пауза. Три статуи находились наверху и смотрели вниз, будто ждали одного: когда же можно будет сказать «до свидания!». Ситуация просто выводила Марго из себя.

Наверху произошло оживление, нет, статуи не шелохнулись, но из-за них выпорхнула обворожительная девушка. В отличие от трех мумий… пожалуй, четырех, если считать и де ла Гра, который ничем не отличался от хозяев, девушка светилась приветливостью. Она остановилась рядом с герцогиней и с интересом уставилась на Марго, широко раскрыв глаза. Ее светлость вынуждена была представить девушку:

– Моя дочь…

– Меня зовут Шарлотта, – поспешила сказать девушка, спускаясь вниз и тем как бы извиняясь за неучтивость матери. – Вы промокли… Не желаете ли чаю?

– Нет-нет, благодарю вас, – поспешно отказалась Марго. Чего доброго, яду подсыплют в чай.

– Что привело вас к нам, господа, в такое ненастье? – спросила Шарлотта.

Наконец-то появилась тема для беседы. А то Марго уже готовилась уйти с гордо поднятой головой, высказавшись в том смысле, что герцогине не пристало вести себя на манер неотесанной купчихи. Но! Следовало выполнить и просьбу брата, дабы очистить совесть.

– В воскресный день мы даем домашний спектакль в имении Озеркино, которое принадлежит моему брату графу Уварову. – Марго намеренно говорила, обращаясь исключительно к девушке, это была месть герцогине за неласковый прием. – Мы делаем визиты и приглашаем соседей, а нас застал дождь.

– Вы хотели и нас пригласить? – произнесла Шарлотта с робкой надеждой.

– Разумеется. Мы приглашаем ее светлость, барона, баронета, профессора и вас, мадемуазель Шарлотта. Спектакль начнем в девять вечера, когда стемнеет. Он состоится, ежели не будет дождя. Вы принимаете приглашение?

– Конечно! – воскликнула Шарлотта. Повернувшись к матери, она помрачнела, но пообещала твердо: – Мы приедем.

– Кажется, гром больше не гремит, – поднялась Марго. – Нам пора. Благодарим за приют, ваша светлость.

А ее светлость как заморозилась! Марго поклонилась и вылетела на воздух, где, действительно, ливня уж не было, так, редкие капли срывались с неба. Лакей принес почти сухой китель, Суров настоял, чтобы Марго снова надела его, иначе замерзнет. Отъехав подальше, она дала себе волю:

– Нет, вы видели, Александр Иванович?! Я таких не встречала. Она разговаривала со мной будто с кухаркой! А я графиня, между прочим. И род Уваровых ведется от мурзы Минчака Косаевича, который выехал из Орды в Москву в начале пятнадцатого столетия! Хм, подумаешь, герцогиня! Да ей больше подходит надгробием быть! Лишний раз головой не кивнет, видно, боится, что отвалится. Никакого воспитания, учтивости…

– Успокойтесь, Маргарита Аристарховна, – сказал Суров, которого насмешила вспышка ее гнева. – Коль герцогиня приедет, вы же не будете брать с нее пример?

– Хоть бы не приехала! – выпалила Марго.

– Да будет вам, – рассмеялся Суров. – Ее светлость, очевидно, зла на весь мир, а мы нечаянно вторглись в ее герцогство. Мне она тоже не понравилась, но стоит ли так нервничать? Бог с ней.

– Вы правы, – буркнула Марго, затем натянула поводья, останавливая Ласточку. – Вы обратили внимание на особняк?

– Обратил, – остановился и он. – Мрачный.

– Вот-вот, – закивала она, загадочно улыбаясь. – Внутри темно, окна закрыты шторами, которые не пропускают ни луча, словно обитатели дома не любят света…

– Что вы хотите сказать?

– Я посмотрела на окна, когда мы уезжали. Они закрыты плотными ставнями изнутри, заметили?

– Заметил. Должно быть, от грозы закрылись.

– Мы объехали несколько имений и нигде ничего подобного не встречали. Мне кажется, это и есть дом, где живет… оборотень.

– Допустим. Что же дальше?

– Мы последим за ними.

– Давайте расскажем полиции, а они уж сами решат, как поступать, на то полиция имеет все полномочия.

– Я не намерена отдавать дуракам наши выводы. Они только хуже сделают, а не поймают убийцу.

– Неужто вы собрались ловить убийцу?!

– Я собираюсь узнать, кто он, а ловит его пусть полиция. Вы бросите меня?

– Ммм… – застонал Суров, понимая, что эта женщина не остановится ни перед чем. И что ему-то оставалось делать? – Не брошу.

– Я знала, вы порядочный человек.

Потрескивающие дрова в камине были единственными звуками в доме. Шарлотта подняла глаза на мать, предчувствуя новую грозу, но та даже не повысила голоса:

– Как ты посмела выйти? Кто тебе разрешил?

Шарлотта твердо вознамерилась не уступать, поэтому смело смотрела на мать, но без оскорбительной заносчивости, которой часто пользуются дети в спорах с родителями. Наверное, настал миг, когда пора сказать то, что давно созрело:

– Мне нужно умереть, чтобы вы перестали меня ненавидеть?

Герцогиня слетела с лестницы, как стрела, Шарлотта втянула голову в плечи, боясь, что мать врежется в нее. Но та остановилась лицом к лицу – дочь ощутила ее яростное дыхание – и процедила тихо: