Анна Князева - Пленники старой Москвы

– Что? – Катерина притихла.

– Лиля сказала: «Ты меня отравила».

– Подождите-подождите… – вскинулась Катерина. – Вот так явилась и сказала, и вы услышали? Но ведь это не так? Вы ее не травили?

Флерова опустила голову и тихо проронила:

– Я не знала.

– Чего вы не знали?

– Что все так получится.

– Как?

– Я ни в чем не виновата. Просто не смогла отказаться.

– Послушайте, – серьезно заявила Катерина. – Или вы все рассказываете по порядку, или прекратим разговор.

– Хорошо, – кивнула старуха. – В начале пятидесятых у меня случился бурный роман с прославленным режиссером, не хочу называть его имени. И он, и его жена, тоже актриса, были орденоносцами, лауреатами Сталинской премии. Сам режиссер преподавал у нас в институте. Мы были осторожны, встречались на квартирах знакомых, на людях вместе не показывались. Нам казалось, что все шито-крыто. Так продолжалось довольно долго. Пока однажды вечером у моего дома меня не схватили и не затолкали в машину. Я не знала, куда меня везут, не знала, кто эти люди. Однако, приглядевшись, поняла, что одного из них я уже видела.

– Кто такой? – спросила Катерина.

– Мы встречались на даче у Берии. Он был одним из его подчиненных. Я его узнала, и он это понял. Меня вывезли в Подмосковье в частный дом. Там, как на допросе, под яркой лампой стали выспрашивать.

– Чего они хотели от вас?

– Признания.

– Это касалось Лилии Глейзер?

– Не только.

– О чем еще вели речь?

– О моих отношениях с режиссером. Им было известно все. Мне показали фотографии, описали все наши встречи и пообещали, что меня исключат из института. А потом посадят в тюрьму.

– Что говорили про Лилю?

– Что Лиля – английская шпионка и ее специально подослали к Берии, чтобы она убила его.

– В их словах была доля правды? – спросила Катерина.

– Тогда я поверила.

– А сейчас?

– Сейчас понимаю, что меня ввели в заблуждение.

– Для чего?

– Они хотели, чтобы я выполнила одно поручение.

– И вы его выполнили?

Флерова замолчала, потом тихо произнесла:

– Можно стакан воды?

Оглядев кухню, Катерина взяла пол-литровую банку, вымыла ее и, налив воды, поднесла Виктории Флеровой.

Выпив воды, старуха вытерла губы.

– Вам лучше? – спросила Катерина.

– Да, теперь хорошо.

– Можете говорить?

– Вполне… – Флерова подошла к окну и оперлась рукой о подоконник. – Мне велели подарить Лиле подарок.

– Зачем?

– У нее вскоре был день рождения.

– Что за подарок?

– Парфюмерный набор «Красная Москва». Большая красная коробка. Внутри, в ложементах из белой ткани, лежали пудра, мыло и флакон духов. Знаете, с таким резиновым пульверизатором в шелковой оплетке. Пульверизатор соединялся с флаконом, и если на него нажимали, духи распылялись. Удобная красивая вещь. Теперь таких нет.

– Вы подарили?

– Сначала я отказалась. Но они пригрозили, что меня вышвырнут из института и посадят в тюрьму за моральное разложение и пособничество английской шпионке.

– Что было потом?

– Я согласилась.

– Вы догадались, зачем это нужно?

– Только после того, как мне сказали… – старуха запнулась. – В общем, мне строго-настрого запретили прикасаться к духам.

Катерина притихла. Словно опасаясь спугнуть, осторожно спросила у Флеровой:

– Они объяснили, почему?

– Нет.

– А вы сами не догадались?

– Догадалась значительно позже.

– Когда?

– После того как Лиля стала болеть. А заболела она сразу после того, как я принесла ей набор.

– И вы решили, что ее отравили?

Флерова молча кивнула.

– Что было потом?

– Меня оставили в институте. Режиссера я бросила. А Лиля стала умирать у всех на глазах. Глядя на нее, можно было подумать, что ее буквально раздавила смертельная тяжесть этой болезни. К счастью, она оформила академический отпуск. На следующий год в институт она не вернулась. Думаю, к тому времени в живых ее уже не было.

– Не помните, чем она болела?

– Я же сказала…

– Нет. Я имею в виду официальный диагноз.

– Кажется, сердце. В октябре пятьдесят второго я пришла ее навестить…

– Вы рассказывали.

– Мне было тяжело ее видеть. Я долго мучилась этим. Поэтому не рассказала вам всего в прошлый раз.

– Почему же сейчас рассказали?

Задумавшись, Флерова замолчала. Потом тихо сказала:

– Мне восемьдесят три года, и я скоро умру. Каково мне будет умирать с таким грузом? – Она подняла на Катерину старческие выцветшие глаза. – Как я встречусь там с Лилей Глейзер?

– Думаю, вас определят в разные места, – заметила Катерина.

– Об этом я тоже думала, – беззлобно согласилась старуха. – Что ж, тем более. Я должна была облегчить душу.

– А я вам не священник.

– Не нужно так со мной говорить. Знаю, что я не самый лучший человек на свете…

– Об этом вы уже говорили.

– …но каждый человек заслуживает, чтобы его выслушали и пожалели.

– Я выслушала вас. Жалеть не хочу.

– Что ж, – Флерова повернулась и собралась уходить. – Больше мы не увидимся. Да! – Она снова повернула лицо к Катерине. – В ту последнюю встречу Лиля рассказала, что к ней в больницу приезжал Берия. И, как ей показалось, очень ее жалел.

Катерина кивнула, а Флерова развернулась и исчезла в темноте коридора.

Катерина постучала в дверь Инны Михайловны. На этот раз та была дома.

– А я как раз чай с чабрецом заварила! Проходите, сейчас стол накрою!

Катерина прошла в комнату и села в ожидании хозяйки и чая.

Минут через пять разрумянившаяся Инна Михайловна показалась в дверном проеме с подносом. Поставив его на сервант, она достала из нижнего отделения белоснежную скатерть, хлопком ее развернула и постелила на стол. Затем перенесла на него поднос.

– Вы, наверное, уже приходили, а я была в булочной. Не в той, что за углом, а в той, что в Большом Златоустинском. Там продают эклеры. Они всегда свежие. Вы любите эклеры?

– Люблю.

– Вот вам ванильные… с шоколадом. – Инна Михайловна выставляла на стол тарелки с пирожными.

– Инна Михайловна, вы помните своего отца? – спросила Катерина.

– Как же не помнить… Когда он умер, я уже окончила институт. А почему вы об этом спросили?

– Каким он был человеком? Ведь он работал в НКВД?

– Он был очень хорошим человеком! Добрым, заботливым. Очень любил меня и маму. Знаете, мне вспомнился один случай, если не возражаете, я его расскажу. Вы многое поймете. – Она расставила чашки и разлила чай. – Пейте, а я буду рассказывать… Когда я училась в старших классах, у меня была подружка Галя, дочь известного академика-агробиолога. Она жила в квартире над нами. Мы крепко дружили. Галя была не простым человеком, но я не замечала этого и любила ее, как сестру. Иногда, чтобы поговорить, Галя звонила мне по телефону. Кто-нибудь из наших старушек брал трубку, и она просила: «Позовите Инну, пожалуйста». И старушка долго шла по длинному коридору до нашей комнаты. Гале было проще и быстрее спуститься самой, но она мне звонила.