Марина Серова - Под ручку с мафией

— Хорошо! — бодро воскликнула я. — Что же конкретно грозит вашему сыну, запусти эта публика свой механизм в действие?

— Говорю только с его слов, — мадам в подтверждение собственной искренности закрыла глаза, — как минимум опорочить его честное имя, а это уже очень много, ведь мы — бизнесмены, для нас репутация — это все. А как максимум, — она вдруг перекосила рот и всхлипнула, — скамья подсудимых!

Вот так у нас в России: от Греции до Воркуты — рукой подать.

Чтобы переключить Эллу Владимировну со всхлипываний на что-нибудь более полезное, я попросила еще чашечку кофе.

— Две чашки кофе! — гаркнула она, приоткрыв дверь, и за стеной что-то бухнуло, зазвенело, взвизгнуло и заурчало. Музыканты пришли, настраиваются.

Кофе принесла молоденькая официантка в маленьком колпачке на взбитых волосах и таком же маленьком передничке поверх капроновых колготок. Что-то вчера такой униформы я не замечала. Да и вообще вчера было гораздо уютней. Старичок в смокинге горошек ел прямо со скатерти…

Опять бухнуло, и ностальгией по вчерашнему вечеру прозвучали несколько аккордов из «Пары гнедых».

— Милочка, — окликнула Элла Владимировна официантку, уже взявшуюся за дверную ручку, — скажи там, чтобы прекратили пока.

Вчерашний день канул в Лету. День сегодняшний грел душу очередной чашкой кофе и наполнял уши голосом мадам Шубаровой, о существовании которой день вчерашний и не подозревал.

— Подонки! — снова вознегодовала Элла Владимировна, шумно отхлебнула кофе и опустила занавес:

— Так что, Танечка, на вас вся надежда.

Я задумчиво покачивала в руках чашку.

— Но ведь это два совершенно разных дела — ограбление вашего дома и шантаж вашего сына.

— Да Бог с ним, с ограблением. Наживем. Я прошу оградить от клеветы Станислава. Тем более что ограблением занимается милиция.

— Станислав вам сказал, какую сумму требуют вымогатели?

— Да, это — да! Пятьдесят тысяч долларов.

Я быстренько прикидываю — это около трехсот миллионов деревянных. Триста тысяч новыми. Солидно!

— Предположим, я нашла бы эту сумму, а где гарантия, что, получив ее, они не потребуют еще? Что же мне, ресторан продавать, из дела выходить и жить с одних баров, что ли?

— Элла Владимировна, — опускаю занавес и я, — прежде чем дать ответ, мне нужно подумать.

— Конечно, конечно, Танечка! — К мадам вернулся весь светский лоск, на который она была способна. — А в случае согласия?

— Условия обговорим, — улыбаюсь я не менее куртуазно.

— Запомните, Татьяна, — говорит она мне напоследок. — Я лучше заплачу вам, чем этим ублюдкам.

«Триста тысяч? — спрашиваю я про себя. — Мне это нравится!» — И мы наконец расстаемся.

Когда я пересекала небольшое фойе, за спиной грянули «Пару гнедых» в рок-н-ролльном варианте, а «конь» предупредительно открыл передо мной дверь.

«Дело как дело, ничего выдающегося», — думала я, выруливая на своей «девяточке» со стоянки перед рестораном. Признаться, Элла Владимировна меня утомила. Если я все-таки решу взяться за ее дело, она станет для меня клиентом, а клиент в частнодетективной практике существо особое. Он источник и информации, и беспокойства, и, наконец, денег. Предполагается, что клиент должен помогать распутывать и приводить в порядок его же дела. Если исходить из первого впечатления, от Шубаровой я жду больше беспокойства, чем помощи. Словом, в своем согласии браться за дело Шубаровых я пока сомневалась. Что-то мне в нем не нравилось. Что?

Оглядывая это «что» с разных позиций, я повернула на улицу с оживленным движением и влилась в плотный поток машин.

Что-то же не дает мне покоя? Давай, дорогая, думай! Шубаровых грабят в их отсутствие. Раз. Станислав воспринимает это как оскорбление памяти покойного отца. Два. «Наезжают» на него, требуя деньги. Три.

Станислав по каким-то серьезным соображениям не желает распространяться о сути дела, твердит только о последствиях. Четыре.

Вот оно! Одно из двух — или суть такова, что матери о ней не расскажешь, тогда это разгрязная грязь. Тут можно напридумывать много. Или у него действительно рыльце в пуху, а перед матушкой стыдно. Тогда единственный выход — представить все клеветой.

Если мы действительно имеем дело с клеветой, то я не нахожу причин, по которым Шубарову нельзя было бы исповедаться передо мной. Моя профессия, как и профессия священнослужителя, предполагает сохранение тайны исповеди.

Если же Шубаров в самом деле нахреновничал так, что может сесть и ему угрожают разоблачением его делишек, то он будет молчать. Тогда, разобравшись во всем и исполняя обязанности, возложенные на меня мадам Шубаровой, я буду вынуждена защищать от шантажа негодяя. Вот почему мне не нравится это дело! Тут можно влезть в такое болото, что потом расхлебать его будет непросто. Отказаться? Деньги пока есть. А если Шубаров-сын ангельски чист, и не дай Бог с ним что-нибудь случится, как я буду выглядеть, отказавшись? Да меня совесть сгложет, а мадам Шубарова сгложет мою репутацию, раструбив по всему Тарасову о том, как Татьяна Иванова отказала в помощи утопающим. И придется тогда краснеть и беднеть. Думай, Танечка, ду-май!

Помнится, жил в прошлом некий Буридан, и был у него осел. И поставил Буридан осла между двух охапок травы, точно посередине. Бедный осел постоял-постоял да и сдох от нервов — не мог решить, к какой из равноудаленных от него охапок двинуть. Сволочь был этот Буридан!

Но я-то не ослица. Я хочу жить!

Я извлекла из сумочки заветный мешочек из мягкой замши, осторожно выкатила из него на ладонь три двенадцатигранных кости. Теперь шутки в сторону, к гаданию я отношусь серьезно. Кости не раз помогали мне принимать решения, подавая мудрые, хотя и не всегда понятные советы.

Итак! — встряхнула их, глянула — кости лежали вверх цифрами: 10+20+27. Значение? Дай Бог памяти. Вот: «Близится опасная пора — Вас ожидают трудности и окружают враги». Еще раз!

4+36+17: «Несмотря на трудности, дела пойдут как надо».

Ну и еще, как положено.

4+18+27: «Тайное всегда становится явным».

Просто нет слов!

Я поймала свое отражение в зеркальце заднего вида. Слегка искаженное кривизной стекла, оно выглядело все же очень недурно.

«Ну что, подружка, займемся?» — спросила я, подмигивая зеркальцу.

«А мы уже занялись!» — ответило, подмигнув в ответ, отражение.

О\'кей!

Итак, решение принято, колебания отброшены, сразу стало просто и легко, и нужно приниматься за работу. Время, правда, уже сугубо вечернее, но вечер, если человек полон энергии и имеет желание действовать, ничем не хуже любого другого времени суток.

Фонари светили мне сквозь окостеневшие от вечернего морозца ветки деревьев, и их света было вполне достаточно, чтобы разобрать номер домашнего телефона на визитной карточке Эллы Владимировны. Диск автомата вращался нехотя, приходилось помогать ему — подталкивать пальцем. Мне ответил приятный мужской голос: