Марина Серова - Поиграли и хватит

— Зачем иметь неприятности, если можно иметь баксы? — изрек начинающий философ, запирая за мной стеклянную дверь клуба.

Приятно иметь дело с умными людьми. Этот мальчик далеко пойдет.

Так. Пусть он видит, что я сажусь в машину и уезжаю… Все, уехала. А теперь посмотрим, можно ли незаметно подобраться поближе к теннисно-лыжному гиганту с другой стороны. Сдается мне, там у дяди Жени должен быть свой, совершенно автономный ход.

Через пятнадцать минут я заглушила мотор у добротного забора, выкрашенного зеленой краской и уходящего, как мне показалось, за самый горизонт. Высотой он был никак не меньше двух метров, не считая трех рядов колючей проволоки поверху. Солидный заборчик! Такой даже мне без альпинистского снаряжения штурмом не взять…

Надеюсь, необходимости в этом не будет. Если здесь не отыщется никакого лаза, то вся моя совсем уже стройная версия летит к чертям! Он и нужен-то мне, этот лаз, только для того, чтобы подтвердить мою версию. Пролезать в него я не собиралась, по крайней мере, сейчас.

Улица, противоположная сторона которой состояла из небольших частных домишек с приусадебными участками, была довольно широка. Повышенного внимания добропорядочных граждан я не опасалась: почти все домики были отгорожены от внешнего мира густыми палисадниками. Что же касается недобропорядочных, которые могли заметить мою машину, то им полагалось думать, что я приехала к кому-то из добропорядочных.

Неподалеку кто-то из жителей навалил для хозяйственных нужд большую кучу гравия. Взобравшись на нее, не без риска для своих «шузов», я смогла оценить зазаборную перспективу. Вдалеке, за пустым зеленым кортом, виднелась «изнанка» розового клубного здания; ага, вон и служебные ворота со сторожкой охранника. А непосредственно за забором, метрах в пятидесяти от меня я разглядела плоскую шиферную крышу и кирпичную кладку лыжного хранилища.

Так я стояла на куче гравия, словно полководец на командной высотке перед боем, пока моя дислокация не начала вызывать раздражение у лохматой черной собаки из ближайшего двора. Пришлось покинуть свою высоту без боя, пока не выскочили хозяева.

Засунув одну руку в карман куртки, я медленно, вразвалочку побрела вдоль улицы. При этом на лице у меня было написано полнейшее равнодушие ко всем заборам мира. Однако вторая моя рука как бы в рассеянности пробовала зеленые доски на прочность.

Чем ближе я подбиралась к флигелю, тем выше становились подзаборные кустики. Наконец мне пришлось просто юркнуть в пыльную кленовую гущу. Однако доски здесь, увы, не стали менее прочными. Казалось, они были сколочены в одно целое на века.

Я обследовала весь забор до угла, повернула за угол и ощупала доску за доской чуть ли не до самых служебных ворот. Но так и не нашла заветной бреши. Уже почти в отчаянии я поползла обратно, хоронясь от случайных прохожих под кленовой порослью. В изнеможении облокотилась на монументальный угловой столб и… чуть не свалилась внутрь вместе с куском забора!

Костыли, которыми крайняя досочка была приколочена к столбу, легко вышли из своих пазов, и целое звено дощатого забора «приоткрылось» наподобие калитки. Я попыталась расширить щель, чтобы в нее можно было пролезть: без проблем. Вынырнула наружу, посмотрела сквозь листву — ничего не видать! Забор как забор. А теперь попробуем вернуть костыли на места. Так… Немного труднее, чем вынуть, но, если приноровиться, все элементарно. Хитро придумано, ничего не скажешь!

Я снова чуть-чуть приоткрыла «калитку» — так, чтобы сквозь щели забора была видна крепость Жени Бикбулатова. Но кирпичное строеньице лишь слегка проглядывало из-за окружающей его растительности. От того места, где я стояла, едва заметная тропка — просто примятая трава — вилась к задней стене «сарайчика», обращенной к забору. Должно быть, его хозяин обходит свое жилище с тылу, если хочет исчезнуть с территории незамеченным. Кстати, и с внутренней стороны угловой лаз был надежно защищен от посторонних взоров спасительной кленовой порослью.

Ну, кажется, мне пора. Нет, как же это — пора?! Есть еще одно дельце. А вдруг?..

Я присела на корточки и стала тщательно обследовать найденный потайной ход: стыки и сучочки досок, гвозди и пазы, ветки кустарника и землю под ним. Глаза напряглись до боли: солнце давно ушло за холмы, и в моем укромном местечке было темно почти как ночью. При этом я, разумеется, не забывала контролировать ситуацию — и по ту, и по эту сторону забора.

Ага! Вот и то, что ищу. Неужели судьба подарила мне еще немножко везения?!

Примерно на уровне моего локтя за плохо обструганный столб зацепился кусочек серого пуха. Я осторожно сняла его и поднесла к глазам. Волокон слишком мало, и я, конечно, не эксперт, но все же ставлю один к десяти, что это — мохер! Оля Вингер была в субботу в сером мохеровом пуловере. И если бы в этом месте ее пронесли на руках через потайную «калитку», то было бы странно, если б она нигде не зацепилась одежкой!

Еще несколько таких же волокон я нашла на столбе чуть ниже, а на обломанной веточке — серый катышек. Все свои находки я бережно препроводила в целлофановый пакетик и — в карман.

А вот теперь мне и вправду пора. Едва успею принять душ и уложить голову. И то — если городские светофоры будут благосклонны ко мне!

Садясь в машину, я с тоской оглянулась на маленькие домишки, успокоительно поблескивающие окнами сквозь свои палисадники. Чуяло мое сердце: добропорядочные граждане могли бы кое-что мне порассказать о происках недобропорядочных. Но…

Лучше я подумаю об этом завтра. Ибо думать сейчас о том, что в эту вот самую минуту ни в чем не повинную девочку мучают, может быть, в нескольких шагах от меня, а я не в состоянии ничего предпринять, — это было невыносимо!

…В первые мгновения мне показалось, что я проснулась в раю. Боясь ослепнуть от вида райских кущ, не спешила открывать глаза. Но яркий свет все равно пробивался сквозь влажные ресницы. На губах моих трепетала блаженная улыбка. Вот только казалось немного странным, что ангелы слушают негритянский блюз и жарят себе на завтрак яичницу с ветчиной.

Ее божественный запах вернул мне ощущение реальности. Пожалуй, я все-таки еще в мире смертных: есть хочется, как голодной тигрице. В раю такое вряд ли допустимо. И ложе твердовато, не похоже на облачную перину; и подушка рядом хранит какой-то знакомый, слишком уж земной запах, от которого во всем теле просыпаются ощущения, ничего общего не имеющие с платонической любовью к Господу нашему Иисусу Христу…

Чтобы разобраться наконец в происходящем, я совсем уж собралась было открыть глаза. И вдруг появилось необъяснимое ощущение, что на меня смотрит… ну, если не сам Господь Бог, то уж точно архангел Гавриил!