Марина Серова - Преступление в двух сериях

Я перебирала образчики техники, выискивая одну-единственную камеру — ту, которая оставила бы на картине узкий след. Она должна быть очень маленького размера, чтобы ее не было заметно на картине. И держаться на достаточно широкой раме. Наконец я ее нашла — малюсенькое чудо, невесть каким образом вмещавшее все необходимые для видеосъемки детали, лежало на стеллаже у самой стены. И след этой камеры идеально соответствовал оставленному на картине чистому пятну. На зрительную память я никогда не жаловалась.

На камере даже был маленький дисплей для просмотра пленки, к которому присоединялся увеличительный окуляр. Хорошо еще, с техникой я дружу — у самой множество всяческих приспособлений для слежки, сбора информации и прочих нужд детектива. Иначе бы в жизни не нашла маленькую бледно-зеленую кнопочку снизу.

Я, конечно же, на наивность не жалуюсь и сейчас вовсе не рассчитывала, что преступник оставил следы, например, записанную пленку в камере. Но проверить не мешало.

Приблизив взгляд к окуляру, я надавила на кнопочку и погрузилась в просмотр. Сначала шли тонкие полоски, как настроечная таблица. Потом…

Я просмотрела пленку и поняла, что на сей раз не ошиблась. На пленке был Шолонский, открывавший сейф. И код с легкостью вычислялся — иди и воруй! Шолонский, изящный и небрежный, как усталая пантера, побродил по кабинету, обратил взор к картине, уставившись, казалось, прямо в объектив. Что-то сказал — слов слышно не было. Побродил еще. Потом, словно вырезали кадр, Шолонский появился уже в другой одежде. А если точнее, почти совсем без нее, в одних плавках. Ох, все-таки красивый был мужчина! Подошел к сейфу, задумчиво набрал код. Я видела каждую цифру!

Итак, теперь понятно, чьих рук это дело — похищение чертежей. Только вот зачем Ручину технические чертежи фирмы «Луч»?

Господи, неужели… Я опустилась на край кровати, подмяв матрас и уставившись в пространство. В сознании всплыла картина — первое мое посещение квартиры Игоря Юрьевича Ручина. Еще тогда я обратила внимание на то, что он не нервничал, общаясь со мной. И потом… Я заметила на раковине следы то ли гари, то ли пепла. Что-то такое черное. Неужели Ручин выкрал чертежи из сейфа Шолонского, только чтобы их сжечь? Может быть, он их себе скопировал, а оригиналы уничтожил? Или это просто была месть Шолонскому? Значит, трения между ними были очень основательными…

Теперь осталось только раскрутить всю историю. Скорее всего Ручин и убил Шолонского. Предположим…

Я машинально нашарила в кармане куртки сигарету и сунула ее в рот, но потом передумала — не хватало еще такие откровенные следы оставлять в чужой квартире. Бросила сигарету обратно в карман и принялась рассуждать. Вслух, так удобнее.

— Итак, предположим, хищение чертежей основано на мести. Ручин за что-то сильно не любил Глеба Денисовича и вынашивал планы мести. И наконец решил их осуществить, полагая, что исчезновение чертежей в тот момент, когда они очень понадобятся, подпортит идеальную репутацию директора фирмы «Луч». Он выкрал и сжег бумаги, столь важные для Шолонского. Но оказалось, все не так уж страшно — обнаружились копии чертежей и закипела работа над ними. Тогда Игорь Юрьевич… Может быть, он решил убить Шолонского сразу, а может, хотел сначала поговорить с ним. А пистолет захватил с собой на всякий случай. Но я придерживаюсь все же мысли о преднамеренном убийстве. Итак, Ручин убил Шолонского, застрелил, выманив в парк обещанием отдать чертежи. И — ба-бах! Только вот неплохо было бы отыскать оружие. Где он мог спрятать пистолет? Уж точно не в квартире — у него, полагаю, хватило рассудительности избавиться от оружия. С другой стороны, выбрасывать в мусорку — значит, навлекать на себя подозрения. Вдруг кто увидит или, еще хуже, — найдет пистолет, из которого совершено убийство? Да, оружие не та вещь, от которой просто избавиться. Судя по тому, что Ручин хранит все свои записки и бумажки — это я видела в его столе, — он и от пистолета не стал бы избавляться.

Завершив общение с самой собой на столь оптимистичной ноте, я уже поняла, что буду делать. План вырисовывался в моем сознании во всех подробностях. Ну разве что допустила некоторые неточности, связанные с человеческой психологией. Кстати, еще одно. Эти противные типы, охранники фирмы «Луч», мне «насолили». Ну, они у меня попляшут…

Для начала нужно опросить соседей. Вероятно, в этом доме, как в любом другом, найдется пара-тройка любопытных бабок и бездельников, и кто-то мог видеть Ручина, следующего домой после убийства. А значит, в принципе оружие можно будет отыскать. Нет ничего невозможного для человека с интеллектом, как иногда говорят мои магические «косточки».

Вот только сама я не собираюсь пока светиться.

А теперь еще один момент.

Я выудила из сумки сотовый и набрала номер телефона Кармишина. Он, услышав мой голос, спросил:

— Вы все, Таня? Ручина можно выпускать?

— Нет, Александр Николаевич, пока нельзя, — категорично заявила я. — У меня к вам еще одна просьба — не могли бы вы сделать копии черновиков чертежей, похищенных из сейфа Шолонского?

— Конечно. Могу. Но зачем? — изумился замдиректора.

— Просто мне нужны копии чертежей, более или менее похожие на украденный оригинал, — пояснила я спокойно. — Только об этом не должен знать никто, кроме вас и меня.

Кармишин согласился исполнить мою просьбу, пообещав доставить копии чертежей через полчаса к дому Ручина. Поблагодарив его, я отключила связь и пошла по соседям, надеясь, что за полчаса смогу довести свой план до конца. Причем, как говорится, одним выстрелом убью двух зайцев. Надеюсь на это, во всяком случае.

Обувшись и проверив, не забыла ли чего в доме техника, я оглядела лестничную площадку в «глазок» — навороченный, с круговым обзором! — и, не заметив ничего подозрительного, вышла из квартиры, закрыв за собой дверь. После чего позвонила в квартиру напротив. Дверь смотрелась жалко, но зато, в отличие от ручинской, органично вписывалась в обшарпанный интерьер подъезда.

Открыли мне не сразу, сначала послышалось неуверенное шарканье чьих-то ног, и утомленный жизненными перипетиями голос осведомился:

— Кто та-ам?

— Милиция, — спокойно сказала я. — Татьяна Иванова.

— А откуда я знаю, милиция вы или еще кто? — логично пронудел голос непонятной половой принадлежности. — Ходят здесь всякие…

— Если вы откроете дверь, я покажу удостоверение, — пообещала я. — Мне нужно задать несколько вопросов о вашем соседе, Игоре Юрьевиче Ручине.

— Вот еще, я не стану открывать… — Наконец стало ясно, что разговаривает со мной пожилая особа женского пола.

Да, граждане, как тут быть? Общаться через преграду в виде двери из древесной стружки? А почему бы и нет? Не все ли мне равно? Как раз и остальные соседи, быть может, подтянутся к разговору, не придется обходить весь подъезд в поисках свидетелей.