Марина Серова - Пусть проигравший плачет

— Он ведь еще и постукивал, почему и освобождали довольно быстро, — задумчиво молвил Мельников. — Так что с виду дело простенькое, а копнешь… Взвоешь! Кстати, Риточка, окна-то у вас расположены не так и далеко и были открыты. Ты ничего не слышала?

— Как я могла чего-то услышать? — удивилась Ритка. — У него же там музыка была. Я еще удивилась, почему это он ночью так музыку громко включил. Песня была такая красивая…

Ну, Риточка! А мне про музыку ни слова не сказала!

— А ты не вспомнишь, что это было? — заинтересовался Мельников.

— Нет, — развела руками Ритка. — Ты же знаешь, как у меня плохо со слухом. Мне ж медведь на ухо наступил.

Да уж, переглянулись мы с Мельниковым. В этом вопросе нам точно не повезло.

— Ладно, это не проблема. Послушаем все записи Арташеса, может, повезет, и ты узнаешь, — решил Мельников.

— Это было радио, — сообщила Ритка. — Я помню. Потому что они сообщили время и название станции.

— А какое? — опять заинтересовался Мельников.

— Не помню, — помотала головой Ритка. — Но попытаюсь вспомнить.

— Только вспоминай быстрее, а то время работает не на нас, — сурово сказала я. Ритка испугалась и закивала. По-моему, она тут же предприняла попытку вспомнить, поскольку от нашего дальнейшего разговора отключилась и участия в нем не принимала, уставившись в стену с видом сомнамбулы.

Наш тихий разговор изредка нарушал здоровый храп из соседней комнаты, от которого я поначалу вздрагивала, но потом привыкла.

— Тань, версий много, — сообщил Мельников на мой вопрос, что он думает по этому поводу сам, — но мне кажется, что все, что лежит на поверхности, — гроша ломаного не стоит. Хотя, конечно, мы все проверяем… Боюсь, дело немножко поглубже.

— А ты не думал о мести со стороны монахов? — вспомнила я про разгуливающего под покровом ночи «капуцина».

— Да ты что? — вытаращился Мельников. — С тех пор уже лет пятьдесят прошло… Нет, это отпадает.

«У тебя, может быть, и отпадает. А у меня все нуждается в проверке», — подумала я. И отложила эту мысль в кармашек сознания. Второй вопрос меня тоже интересовал — были ли у Арташеса родственники?

— Была жена, но она умерла лет пять назад при загадочных обстоятельствах… Только не подскакивай — Арташеса в ту пору в городе не было. А женщину нашли в ванне утонувшей. Странно, конечно, но дело повисло — вроде убийц так и не нашли. У нее был сын, но не от Арташеса, а от первого брака.

— А что о женщине есть?

— Певица. Я же тебе сказал, что Арташес страдал слабостью к прекрасному… Звали ее Анна Прохорова. Прославилась одной песней, может, ты слышала? «Пустыня любви»…

Нет. Такой я не слыхала. Может, Риткина мать слышала? Но я продолжала слушать об этой Анне Прохоровой.

Сын ее очень любил Арташеса. Это показывали все, кто их знал. Сам Арташес, кажется, очень изменился. В Анну был влюблен так, что с ума сходил. Таскал ей на концерты букеты роз, парня обожал — буквально пылинки с обоих сдувал. И именно тогда завязал полностью, перейдя на сбор антиквариата, в котором разбирался настолько хорошо, что подрабатывал в музее консультантом, быстро определяя, что есть подлинники, а что — «фуфели».

Насчет родителей Мельников сказал, что умерли они уже давно, а братьев и сестер не было, но есть очень хороший друг.

— Ни за что не догадаешься кто… Художник Рябцев.

Я присвистнула. Ничего себе друзья… Рябцева я знала очень хорошо — интеллигентнейший дяденька, просто рафинированный. Что бы его могло связывать с бывшим уголовником?

— Ладно, поищем, — сказала я. — Вдвоем мы с тобой, Мельников, непременно что-нибудь найдем.

— Надо постараться, — вздохнул Мельников. — Уж больно мне не нравится эта история про теток с револьверами…

Я почему-то приняла это на свой счет и подумала, не стоит ли мне обидеться.

— Кстати, ты уверена, что это женщина? — спросил он, рассеивая мою несостоявшуюся обиду.

— Первый раз был мужчина, переодетый в женщину. Только он был без револьвера. А вот второй… Да, Мельников, я уверена — это была женщина. Причем очень полненькая и женственная.

— Черт, еще только этих новоявленных Мата Хари мне не хватало! — возмутился Мельников.

— Они же не тебя донимали, — намекнула я. — Они почему-то меня пристукнуть хотели.

— Слушай, Тань, а если…

Он задумался. Я ему не мешала, хотя минут через десять мне его мыслительные процессы порядком надоели, и я кашлянула.

— Что — если?

— Ничего. Просто подумалось, а что, если они за тобой именно и охотятся? Не за Риткой? Просто все эти покушения совсем не связаны с Гараяном? Ты никому случайно на хвост не наступила?

— Мельников! — простонала я. — Ты прекрасно знаешь, что я понаступала на хвосты многим! Но мне все-таки кажется, что охотятся за Риткой, как за ненужным свидетелем.

— Тогда вам нельзя появляться в ее квартире больше…

— Вспомнила! — раздался Риткин счастливый голос. Мы обернулись и уставились на нее.

Она сидела, безмятежно и радостно улыбаясь, и смотрела на нас с плохо скрываемым торжеством.

— Это была станция «Таро»! Местная!

Казалось, ее восторгу не было предела.

— Может, ты еще мелодию вспомнишь? — спросила я. — Раз уж станцию вспомнить удалось…

— Нет, — покачала головой Ритка. — Если на слух — вспомню, а так… Безнадежно.

От осознания этой безнадежности настроение у нее вновь упало. Мужик продолжал храпеть, и я уже начала беспокоиться, не переборщила ли Ритка со снотворным и не впал ли мой странный гость в летаргию.

Медленно подойдя к нему на цыпочках и стараясь не дышать, я всмотрелась в его лицо.

Рожа не самая приятная — какая-то востренькая, и сам он весь покрыт шрамами от фурункулеза… Но сейчас ему снилось нечто радостное, поскольку рот был блаженно растянут в улыбке, исполненной безграничного удовольствия.

— Наверное, продрыхнет до утра, — решила я.

— Я не хотела, — начала оправдываться шепотом Ритка. — Так вышло…

— Да ладно! — отмахнулась я. — Пусть дрыхнет. У нас время еще есть. Сюда-то никто не притащится с револьвером.

Кстати, мысль об оружии пришла ко мне вовремя. Я нагнулась над спящим телом и почти незаметно ощупала его на предмет вооружения. Ничего стоящего у него не было. Только небольшой блокнот, в котором единственный записанный телефон был моим. Да паспорт на имя Тихонова Владимира Николаевича, причем, судя по всему, паспорт был его. В молодости он был все-таки посимпатичнее, о чем свидетельствовало фото. Револьвера у убийцы не было, гранаты тоже, и я немного успокоилась. Даже знаем теперь, как его зовут.

Вернувшись на кухню, я заварила новый кофе, и мы опять вполголоса начали строить наши версии, в которых чем дальше двигались, тем больше появлялось безумия. Поэтому мы решили временно приостановиться и дать передышку нашим и без того перенапрягшимся мозгам, дабы не дойти до того, что Арташес Гараян был лидером ИРА и его шлепнули английские агенты.