Марина Серова - Рыбка в мутной воде

Вдруг из этого самого строения показался сын хозяйки дома, Афанасий. Низко наклонив голову, он через небольшую дверку вышел из сарайчика. В руках у него была старенькая посудина — обрезанная алюминиевая кастрюля.

— Афанасий! — окликнула я паренька. — Мама дома?

— А, здравствуйте, — поздоровался он, направляясь в мою сторону. — Нет. Они с сестрой ушли куда-то, — неопределенно махнул рукой он.

— Жаль, — заключила я. — Мне необходимо с ней переговорить.

— Может быть, я чем-то смогу вам помочь? — задал в свою очередь он мне вопрос. — Вот сейчас голубей накормлю — и я в вашем распоряжении.

«Действительно, — решила для себя я, — есть смысл задать ряд вопросов этому парню. Как-никак, а дети-то наивнее взрослых, и, возможно, мне удастся выяснить у мальчонки все необходимое, мамочка и не понадобится».

Порадовавшись собственной сообразительности, я начала пытаться войти в доверие к пареньку, чтобы затем у него все разузнать, и первым делом спросила:

— А они скоро будут дома?

— Мать? — уточнил Афанасий и, получив подтверждение, ответил: — Через пару часиков скорее всего.

Афанасий достал из кармана ключи от дома и открыл дверь. Проговорив: «Подождите», скрылся внутри, даже не пригласив меня в дом. Но я, будучи особой любознательной, все же заглянула и увидела, как он насыпает в ту посудину, которую нес, зерно. Когда чаша оказалась почти наполненной, я торопливо вынырнула на улицу, не желая показывать виду, что подсматривала за ним, и стала ждать его появления. Афанасий вышел через минуту, неся в руках кастрюлю, полную зерна, а в другой руке — стеклянную банку с водой.

— Давай помогу, — предложила я, беря из его руки банку.

— Спасибо, — улыбнулся в ответ парень.

Продолжая держать в одной руке кастрюлю с зерном, другой рукой мальчонка опять закрыл дом на ключ, положил его в карман и направился в сторону сарайчика, приглашая меня за собой.

Я последовала за ним. Пробираясь по узкой тропинке, мы приблизились к небольшому строению. И здесь я услышала, что изнутри доносятся голоса голубей. Тихое «ур-ту-ту-ту» чередовалось с мягким воркованием.

— Заходите, — предложил мне Афанасий, открывая низкую дверку голубятни. — Любите птиц? — поинтересовался он, наклоняя голову, чтобы попасть внутрь.

— Люблю, — ответила я, следуя за ним.

Проникнув внутрь, я осмотрелась по сторонам.

Голубятня — строение в шесть-семь квадратных метров — была невысокой. Вдоль всех ее стен в один ряд были прибиты две широких доски на расстоянии друг от друга сантиметров в двадцать пять. Между ними были сделаны перегородки. Таким образом, получалось большое количество гнезд. В этих гнездах и располагались обитатели голубятни.

До сего времени я думала, что у нас в Тарасовской области живут лишь те голуби, которые оккупируют городские площади и памятники: сизые и небольшие. На городском птичьем рынке мне никогда не приходилось бывать за ненадобностью, хотя я слышала, что именно там можно приобрести самых различных птиц и животных. Теперь же мои представления в корне изменились. В этой голубятне в клетках парами сидели голуби самой различной раскраски и формы: чисто-белые, сизые и в крапинку, с ровным оперением на голове и хохлатые, с голыми ногами и будто в штанишках. Часть из голубей свободно могла передвигаться по голубятне, оттого некоторые из них уже опустились на пол и клевали принесенное их хозяином зерно, другие были закрыты в своих гнездах сеткой.

— Вот, — гордо заявил Афанасий. — Это все мои. Как приехали сюда, сразу увлекся голубями. Ух, вы мои хорошие! Сейчас, сейчас я и вас накормлю… — тихо беседовал он с птицами, раздавая корм.

Парень открывал закрытые сеткой клетки и кормил своих питомцев. В небольшие пластиковые посудинки насыпал зерно и наливал воду. Каждого голубя Афанасий любовно гладил по головке, приговаривал ласковые слова:

— И вам дам… Клюйте, клюйте, мои хорошие…

Я рассматривала обитателей голубятни. И сразу же пришла к выводу: хозяин этих птиц собрал у себя самых различных голубей, каких только мог достать. Определенного вида или породы здесь не было. Видимо, он гордился тем, что имеет такое разнообразие пернатых.

Вскоре мое внимание привлекла голубка, которая сидела одна в клетке. Она разительно отличалась от других тем, что имела необычный, хотя, может быть, только для меня, окрас. Она вся была кофейного цвета. Ни единое перышко не нарушало этот цвет.

— А, — протянул Афанасий, видимо, приметив мой интерес к ней. — Это моя гордость. Вот, купил недавно. Теперь ей пару достойную надо подобрать. Есть у меня вообще-то голубь одинокий, — он указал рукой на клетку, где сидел белый голубь, — но я пока не решился их скрестить. Может, чего другое подберу.

Афанасий насыпал корм белому голубю и указал на другую клетку, продолжая рассказ:

— Мать ихнюю, голубку, коршун задрал. А голубя кот потрепал. Жалко. А голубята остались. Приходится их самому выкармливать.

В клетке напротив действительно сидела пара голубят. По величине они были уже чуть ли не со взрослого голубя, но оперение на теле практически отсутствовало, и оттого их неприятные на вид голые пузатые тела не вызвали у меня симпатии. Голубята широко раскрывали свои огромные желтые клювы, прося еды.

«Так вот почему птенцов называют желторотиками», — поняла я, в очередной раз ловя себя на мысли, что я, чисто городская жительница, практически ничего не знаю о жизни братьев наших меньших. Вернее, знать-то знаю, но только теоретически. А на практике мне очень мало приходилось с ними сталкиваться.

— И вас, и вас сейчас накормлю… — продолжал беседовать со своими голубями Афанасий.

Он нежно взял одного голубенка, держа его в одной руке, другой достал из кармана кусок хлеба, и, откусив, начал его тщательно пережевывать. Птенец нетерпеливо пищал и тыкался в лицо хозяину. Афанасий, пережевав хлеб, приоткрыл рот, поднося птенца ближе. Тот тут же залез своим клювом к нему в рот и быстро начал есть предложенную пищу. Он сглатывал очередную порцию хлеба и снова и снова «нырял» в рот к хозяину.

— Вот так и выкормил их, — закончив кормление одного птенца, проговорил паренек. — Сейчас и тебе дам, — успокоил он другого, сажая сытого в клетку и доставая из нее голодного.

Когда птенцы были накормлены, Афанасий точно таким же образом напоил их водой, набирая в рот небольшое ее количество и предлагая птенцам.

— Ну, вот и все. Сытые теперь, — улыбнулся он.

Кормление было закончено, и мы вышли из голубятни. Афанасий плотно прикрыл решетчатую дверь, запер ее. Деревянная дверь голубятни была тоже закрыта и заперта на большой навесной замок.

Я, ожидая, когда он закончит свои дела, осматривала двор. Меня все больше и больше смущало то, что весь облик этого дома и заросшего сада указывал на нерадивость хозяев, в то время как соседи отзывались о них как о крайне трудолюбивых людях, у которых «в руках все горит». Я не видела здесь следов особого трудолюбия. Напротив, все кругом даже не говорило, а прямо-таки кричало о заброшенности и запустении. Создавалось впечатление, что люди здесь поселились совсем недавно и еще не успели привести дом и подворье в надлежащий вид. Даже тропинка к сараю была труднопроходимой, по ней к постройке не только скоту, но и самому хозяину было не так-то просто пробраться.