Патриция Хайсмит - Незнакомцы в поезде

Приподнявшись на локте, Гай смотрел на адресованное ему письмо, надписанное карандашом.

— Когда теперь мне придется будить тебя… — вздохнула мать.

Гай отложил письмо и взял другое, отправленное из Палм-Бич.

— Может, и скоро, мама.

— Во сколько завтра самолет?

— В двадцать минут второго.

Она наклонилась и с ненужным старанием поправила у него в ногах сбившуюся простыню.

— У тебя ведь не найдется времени заглянуть там к Этель…

— Ну конечно, я к ней загляну!

Этель Питерсон, давняя подруга матери, когда-то учила Гая играть на пианино.

Письмо из Палм-Бич было от мистера Брилхарта. Руководство компании решило поручить работу Гаю. Мистер Брилхарт также убедил их в целесообразности слуховых окон.

— Я сварила отличный крепкий кофе. Хочешь позавтракать в постели?

Гай улыбнулся.

— Еще бы!

Он внимательно перечитал письмо мистера Брилхарта, вложил его обратно в конверт и медленно разорвал в клочки. Затем распечатал второе. Оно представляло собой одну страницу, исписанную карандашом. Гай снова улыбнулся, обнаружив внизу пышный росчерк: «Чарльз Э. Бруно».

«Дорогой Гай!

Пишет вам ваш случайный попутчик. Вы забыли у меня в купе книгу. Нашел ваш техасский адрес, полагаю, он еще верный. Книгу выслал почтой. Кстати, почитал немного. Кто бы мог подумать, что у Платона столько диалогов!

Было очень приятно с вами пообщаться. Надеюсь, что могу считать вас другом. Буду рад видеть вас в Санта-Фе, если соберетесь. Мой адрес: Нью-Мексико, Санта-Фе, отель „Ла Фонда“. Пробуду здесь еще по крайней мере две недели.

Все-таки не могу выкинуть из головы нашу идею двойного убийства. Это вполне осуществимо. Вы даже не представляете, насколько я в этом уверен! Хотя знаю, вам неинтересно.

Кстати, а как все прошло с женой? Пожалуйста, напишите мне. У меня тут тишь и гладь, помимо утраты бумажника (сперли в баре из-под самого носа!), никаких происшествий. Не понравилось мне в Эль-Пасо, уж извините.

С нетерпением жду ответа,

Ваш друг,

P. S. Простите, что проспал и не попрощался с вами».

Этому письму Гай в какой-то мере даже обрадовался. Приятно было думать, что на свете есть кто-то свободный.

— Яичница с овсянкой! — воскликнул он, когда вернулась мать. — На севере так нигде не готовят.

Он надел свой любимый старый халат, слишком жаркий для такой погоды, и устроился завтракать в постели, раскрыв свежий номер местной газеты и поставив тарелку на поднос с шаткими ножками. Потом принял душ, оделся, будто планировал куда-то идти, хотя идти было некуда. К Картрайтам он заглянул вчера, Питер Риггс, друг детства, уехал работать в Новый Орлеан. Интересно, чем сейчас занимается Мириам? Наверное, красит ногти на веранде или играет в шашки с какой-нибудь соседской девчонкой, которая боготворит ее и стремится во всем ей подражать. Мириам никогда не унывала, если что-то складывалось не так.

Гай закурил.

С первого этажа то и дело доносилось негромкое позвякивание — мать или кухарка Урслин чистила столовое серебро, один за другим перекладывая в кучку чистые приборы.

И почему он не улетел в Мехико сегодня же? Как тоскливо будут тянуться следующие двадцать четыре часа! Наверняка опять зайдет дядя и какие-нибудь подруги матери. Все хотят его увидеть. Не так давно в местной газете вышла статья о нем и его работе, о грантах на учебу, о присужденной ему Римской премии, [4] Римская премия — французская награда в области искусства. Лауреаты получали возможность проживания и художественного совершенствования в Риме в течение нескольких лет. которой он не смог воспользоваться из-за войны, о спроектированном им универмаге в Питтсбурге и небольшой пристройке к чикагскому госпиталю. В газете все это выглядело впечатляюще. Он даже ощутил прилив гордости за самого себя в тот одинокий день в Нью-Йорке, когда получил от матери письмо с вложенной вырезкой.

Повинуясь внезапному желанию написать Бруно, Гай сел за стол, взял ручку и понял, что писать ему нечего. Он представил, как Бруно в ржаво-коричневом костюме и с ремнем фотоаппарата через плечо карабкается по выжженному солнцем холму в Санта-Фе, чему-то улыбается, демонстрируя гнилые зубы, нетвердой рукой поднимает фотоаппарат и щелкает затвором. Как Бруно сидит в баре с тысячей не заработанных им долларов в кармане и дожидается свою мать. Что Гай мог сказать этому человеку? Он закрыл ручку колпачком и бросил на стол.

— Мама! — позвал он и сбежал вниз по лестнице. — Не хочешь сегодня вечером в кино?

Мать ответила, что на этой неделе ходила в кино уже дважды.

— Ты же никогда этого не любил, — проворчала она.

— А сегодня схожу с удовольствием!

Около одиннадцати вечера зазвонил телефон. Трубку взяла мать и сразу вернулась в гостиную, где Гай сидел в компании дяди, его жены и двух двоюродных братьев, Ричи и Тая.

— Междугородний, — сообщила она.

Гай подумал, что это мистер Брилхарт решил потребовать объяснений. Но из трубки прозвучал другой голос.

— Привет, Гай. Это Чарли.

— Какой Чарли?

— Чарли Бруно.

— О… Добрый вечер. Спасибо, что выслали мне книгу.

— Еще не выслал, но собираюсь. — Как и тогда в поезде, Бруно был весел и пьян. — Ну что, приедете в Санта-Фе?

— К сожалению, не могу.

— А как насчет Палм-Бич? Может, я загляну к вам туда на пару недель? Я бы посмотрел на вашу работу.

— Увы, работа отменилась.

— В самом деле? Почему?

— Возникли некоторые сложности. Я передумал.

— Сложности с женой?

— Н-нет. — Гай почувствовал укол раздражения.

— Она хочет, чтобы вы остались?

— Ну, вроде того…

— Мириам решила поехать с вами в Палм-Бич? — Удивительно, как он запомнил имя. — Значит, вы не развелись?

— Скоро разведусь, — отрезал Гай.

— Да заплачу я за этот звонок! — рявкнул Бруно кому-то и протянул с омерзением: — Ну люди… Послушайте, Гай, так вы отказались от работы из-за нее?

— Не совсем. Неважно, вопрос уже решен.

— Чтобы получить развод, вам придется ждать, пока она родит?

Гай не ответил.

— Ах, значит, этот тип не хочет на ней жениться?

— Ну… да, он…

— То есть да? — цинично бросил Бруно, не дав ему закончить.

— Я не могу сейчас говорить, у меня гости. Желаю вам приятной поездки, Чарли.

— А когда сможете? Завтра?

— Завтра меня здесь не будет.

— А… — растерянно выдохнул Бруно.

Гай хотел бы думать, что он и правда растерялся. Но Бруно тут же продолжил вкрадчивым тоном:

— Если хотите, чтобы я что-нибудь сделал, просто дайте знак.

Гай нахмурился. Он не забыл идеи Бруно о двойном убийстве.

— Ну так что, Гай?

— Ничего. Мне ничего не нужно. Вы поняли?

Он уверил себя, что Бруно пьян и только впустую хорохорится, так что не стоит принимать его слова за чистую монету.