Марина Серова - Сердце на замке

— Его убили. Такого человека. Такого человека, — прошептала она горестно.

— Извините. Вы наша соседка? Я многих не знаю, — попытался уточнить Виталий.

— Нет, мы с Павлом Андреевичем были знакомы благодаря сходству убеждений. Я из фонда «Открытое сердце». Извините, что не представилась, — Марья Сергеевна Федотова… Павел Андреевич был самым… вы только ничего не подумайте… самым близким для меня человеком. Ради бога, простите, что я тут расселась. Ноги подкосились. Видите, плакать и то не могу. Тут мне как сказали эти женщины возле подъезда, когда я квартиру искала, так я и вообще…

— Значит, вы к нам в первый раз? — задал дурацкий вопрос Виталик. Но это понятно — он сам сейчас после всего случившегося чувствует себя совершенно потерянно.

— Первый. Обычно Павел Андреевич сам ко мне заходил. Иногда. Я живу недалеко, возле клуба — вот он и заглядывал чайку попить, обсудить текущие дела фонда в спокойной обстановке. Только вы не подумайте ничего, — испуганно прижала к груди руки Марья Сергеевна. — Ничего такого не было, истинное слово. Это я его любила, а он-то ко мне строгий был, недоступный…

«Вот смешные старики, — подумала я невольно. — Сидит и оправдывается перед нами, что кого-то любит, и боится, как бы никому в голову даже мысль об интимных отношениях не пришла. Другое поколение. Она даже и не ведает, насколько проще за несколько десятков лет стало у людей отношение к сексу. Я бы только порадовалась за нее и Павла Андреевича, если бы… Ведь где-то я читала, что и в семьдесят, и в восемьдесят лет люди вовсю предаются этим радостям…»

— У меня в мыслях никогда не было приходить, я бы не посмела. А тут дело неожиданное, срочное, а у Павла Андреевича телефон не отвечает, вроде как поломанный. Ну, думаю, тогда поеду — хоть раз посмотрю, как он живет…

— Посмотрите, — рассеянно сказал Виталик, думая о чем-то своем.

Но гостья восприняла его слова совершенно серьезно и принялась на цыпочках обходить квартиру, подробно разглядывая каждую вещь в комнате Павла Андреевича. Интересно, сколько раз проделывала она это в своих мыслях и мечтах? Марья Сергеевна по-прежнему не плакала, только лицо у нее было неестественно бледным, а у меня аж прямо слезы навернулись на глаза. Впрочем, кое-что в ее словах особенно привлекло внимание.

— Так что же сегодня случилось? Какое такое дело, что вы сюда приехали? — спросила я женщину.

— А, теперь это не имеет никакого значения. Ровным счетом никакого, — махнула она рукой. — Без него ничего больше не имеет значения…

— А все-таки…

— Один наш деятель позвонил. Противный такой мужичок, мы его Мухомором между собой зовем… Говорит, нужно собрать собрание, всех обзвонить. Я звоню Павлу Андреевичу, а того нет. Дай-ка, думаю, тогда зайду по делу, посмотрю, как он живет тут… Мы ведь ждем, к Новому году из-за границы целый вагон подарков должен прийти, Пашенька, то бишь Павел Андреевич, говорил, что немцы нам шлют гуманитарную помощь, узнали как-то про наш фонд. Радовался, как ребенок, — и вот…

Я хотела было продолжить расспросы, но вдруг Марья Сергеевна глотнула несколько раз воздух открытым ртом и начала медленно падать к нашим ногам. Обморок. Так бывает с внешне сдержанными людьми, которые держатся до последнего, а потом вдруг хлоп — и падают как подкошенные. Для таких случаев я всегда держу в сумке нашатырный спирт, нитроглицерин и еще кое-какие средства для быстрого возврата человека к жизни, если это еще возможно. Слава богу, Марья Сергеевна очнулась довольно быстро, как только мы с Виталиком, действуя как заправская бригада «Скорой помощи», сунули ей под нос ватку с нашатырным спиртом и перенесли на диван. Я знаю еще одно средство в таких случаях, которое помогает безотказно: с силой надавливать по очереди на кончик каждого из пальцев рук, чтобы привести в чувство нервные окончания, которые передадут сигнал к пробуждению всему телу. Не до крови, конечно, тыкать, но чтобы было ощутимо. Увы, Марья Сергеевна, хоть и открыла глаза, но отвечать на мои вопросы все равно не могла — лишь слабо шевелила посиневшими губами.

Оставив бедную женщину на попечение Виталика и пообещав вскоре вернуться, я отправилась по маршруту, который недавно уже проделала, — в фирму «Гном». Предварительный звонок помог мне убедиться в том, что Анатолий Сергеевич Томилин был на рабочем месте, причем, судя по голосу, в неплохом настроении. Второй звонок я сделала Светлане, и полученная от нее информация позволила сбросить с плеч уж если и не всю гору, то хотя бы небольшую насыпь. Моя «однофамилица» Дарья позавчера уехала в отпуск встречать Новый год в Сочи, а стало быть, хотя бы сейчас находилась вне досягаемости головорезов. Плавает теперь где-нибудь в бассейне с подогретой морской водой и любуется бескрайними морскими далями. Хотела бы я сейчас оказаться на ее месте. Ну почему я не Даша, а Таня Иванова, которая совершенно запуталась в непонятном деле и неожиданно попала в историю с чередой откровенных, жестоких убийств?

Зайдя в фирму «Гном» и привычно открыв амбарную дверь так называемой «приемной», я была поражена, увидев за секретарским столом… Тамару. Все было точь-в-точь, как вчера: знакомые сапоги-ботфорты, натянутые выше колен, короткая, какого-то школьного вида юбка в клеточку, жесткая завивка на голове… Такое ощущение, что кровавый кошмар на даче у Штыря мне просто приснился, привиделся в дурном сне… А вот теперь мы проснулись, открыли глазки, вышли на работу, ждем Нового года. Увидев меня, Тамара дернулась, как будто сквозь нее пропустили ток, но тут же справилась с собой, отвела глаза в сторону. Понятно, ее отпустили с условием, что она никому ни под каким видом не расскажет теперь, что случилось на даче Штыря. Никому и никогда. По всей видимости, такой была плата за оставленную ей жизнь. Володя ведь сообщил мне утром, что дача Штыря оказалась совершенно пустой. Разбитые стекла и пули в стенках подтверждали, что недавно здесь произошла разборка, но не более того… Никаких следов, все чисто. В комнате гуляет ветер из разбитого окошка, в углу стоит наряженная елка, присыпанная настоящим снегом. Сказка, да и только.

— Вы к кому? — спросила Тамара, отводя в сторону глаза. Ей явно не хотелось встречаться со мной взглядом. Что за нелепая ситуация? Подойти, что ли, тряхануть ее за грудки, сказать: «Ну ты, подошва старая, хватит тут юродствовать. Мужика на твоих глазах пристрелили, а ты дурочку из себя строишь?» Или пока не надо? Посмотрим, чем закончится комедия, которую во времена античного театра всегда показывали после трагедии.

— Я — к Владимиру Кривину. Можно к нему пройти? Мне назначено на сегодня, — сказала я как ни в чем не бывало.

— Ох… нет. Его пока нет…