Лариса Капелле - Скрижали бессмертных богов

– О Божественный, Всесильный сын Гора, мое сердце наполняется радостью и преклонением, когда я вижу тебя…

– Это ты можешь пропустить, перейдем к делу, – спокойно прервал его фараон.

– Как вам будет угодно, – кивнул Нектанеб.

– Итак, я тебя слушаю.

– Меня беспокоят разграбления гробниц, Светлейший.

В зале послышался шелест, фавориты недовольно зашуршали и завозмущались вполголоса. Нектанеб своими словами нарушил негласное правило не портить настроение фараону. В конце концов, Сын бога вовсе не был обязан заниматься столь обыденными делами, как поиск преступников.

– Я дал приказание Хуфу перерыть весь город и его окрестности, но найти банду пока не удалось! – недовольным тоном ответил фараон.

Хуфу был королевским прокурором, глазами и ушами фараона.

– И ему удалось что-то найти?

– Нет, ровным счетом ничего. Если не считать несколько погребальных ваз и пары браслетов у торговцев древностями. Торговцев, конечно, тут же бросили в тюрьму, но даже самые признанные мастера пыток не смогли вытянуть из этих отбросов никакой стоящей информации!

– Они не знают тех, кто им продал вазы?

– Нет, утверждают, что воры были одеты как жители пустыни, с закутанными лицами.

В зале послышался настоящий ропот. За кого принимает себя этот Верховный жрец! Неслыханная дерзость! Занимать внимание Светлейшего столь низменными делами! Но Нектанебу было не до чувств окружения фараона.

– Ты удовлетворил свое любопытство, жрец? – высокомерно заявил фараон. – Ты можешь задать вопросы Хуфу, я прикажу передать тебе все имеющиеся в его распоряжении сведения.

Всем своим видом фараон давал понять, что аудиенция закончена и он намерен теперь заняться чем-то более интересным, нежели скучными и монотонными государственными делами. К фараону сразу приблизился Ипур, главный интендант дворца, помимо всего прочего занимавшийся увеселением правителя. Нектанеб спокойно поклонился и вышел из залы. Ему здесь больше делать было нечего. Похоже, пока все усилия фараоновых ищеек привели к нулевому результату. Он задумался. Вся эта история была очень странной. Обычно грабители гробниц спешили тут же избавиться от похищенного. Ими всегда руководила простая жажда наживы. Но эти, похоже, что-то искали. И, самое неприятное, они были очень хорошо осведомлены. Верховный жрец решил действовать. С Хуфу он встретится завтра, а сегодня ему хотелось проверить одну мысль.

Время в лагере текло своим чередом и успешно съедало день за днем. Кася слонялась по лагерю, рассматривала с преувеличенным интересом черепки, которые еще во времена студенчества надоели ей больше некуда. Иногда ее восхищала, иногда раздражала способность как археологов, так и палеонтологов по одному обломку восстановить нечто, существовавшее тысячи, а то и миллионы лет назад. У себя она таких способностей не замечала, и копаться в земле в поисках этих самых обломков прошлого ей было откровенно скучно. Если бы не Ринат Бикметов, она откровенно бы взвыла от тоски, тем более условия существования в лагере были далеко не самыми комфортными. Постепенно она почувствовала странную близость с тюркологом, они перешли на «ты» и разговаривали обо всем. Ей он был интересен, но, с другой стороны, она чувствовала в нем какую-то непонятную недосказанность. У нее даже иногда проскакивала нелепая мысль, что тюрколог играет какую-то одному ему известную роль. Но она быстро себя успокаивала: от скуки у нее явно развилась мания подозревать всех и вся. Вот, например, ей показалась несколько странной новая повариха экспедиции. Старая уволилась по семейным обстоятельствам через три дня после Касиного появления в лагере, а новая, Татьяна Лузгина, была похожа на кого угодно, но только не на повариху. Может быть, на красавицу-стряпуху из одноименного фильма ее детства, но только не на традиционную представительницу этой профессии. Руки у Лузгиной были мускулистыми, но ухоженными, и она явно не провела последние двадцать лет собственной жизни за плитой. Лицо тоже было избаловано заботой и вниманием, и даже несколько недель лагерного быта не могли «скрыть» этого. Кроме Бикметова и поварихи ей показался странным рабочий Вадим, фамилию его она пока не узнала. Как и Татьяна, он совершенно не походил на работника физического труда. Конечно, с глубоко интеллектуальным занятием «копай глубже и кидай дальше» он справлялся довольно успешно, но все равно, как ни крути, на рабочего был не похож. И, наконец, ей в первый же день не понравился шофер экспедиции, Семен Порываев. На этом она решила остановиться. Ей явно нужно было хоть какое-то занятие, иначе придется обращаться к психологу. Во всяком случае, первые признаки мании преследования уже появились. Вдалеке показался Ринат. Кася решительным шагом направилась к нему. Ее появление тюрколога обрадовало.

– А я уже собрался тебя искать, – признался он.

– Скучаешь?

– Немного, хотя и пытаюсь себя занять. Просмотрел все материалы по хазарскому диалекту, чтобы не опростоволоситься, если… – он замялся.

– Наши друзья наконец найдут хоть что-то помимо кухонных принадлежностей многовековой давности! – пришла ему на помощь Кася. И с сарказмом добавила: – Правда, надежда на это тает не по дням, а по часам.

Бикметов только развел руками и вздохнул.

– Хочешь сказать, что это не их вина? Только я не соглашусь, не надо было на весь мир трезвонить, – раздраженно заявила она, – и отрывать людей от их дел!

– Тебе все это надоело, – констатировал Ринат, – понимаю.

– Как будто ты в восторге от происходящего?!

– Нет, не в восторге, и я надеялся на нечто большее. Но на нет и суда нет. Поэтому пока хожу, размышляю. Бездействие иногда с этой точки зрения полезно. Вот, взял с собой пару книг о Хазарии и хазарах, в университете было бы не до этого, а тут, видишь, время нашлось. Читаю и сравниваю хазар с атлантами. Их земля исчезла, и они исчезли вместе с ней. Хотя это можно считать доказательством того, в чем им долгое время отказывали российские историки: хазары были земледельческим народом, а вовсе не пришедшими ниоткуда и сгинувшими в никуда кочевниками. Вернее, как и булгары, постепенно перешли к оседлой жизни. Только булгары ославянились, а хазары остались тюрками. Поэтому Пушкин вовсе не ошибался, говоря о сёлах и нивах хазар.

– Но они не исчезли бесследно, – поправила его Кася, – остались астраханские татары и еще, самое главное, караимы.

Бикметов как-то странно вскинулся:

– Почему ты заговорила о караимах?

– Мне просто кажется, что караимы единственные сохранили память о собственном народе. Если астраханские татары были полностью ассимилированы, караимы остались верными и вере предков, и их образу жизни, даже военные навыки в течение долгого времени не утрачивали.