Барбара Вайн - Львиная стража

Апсоланд с пробуксовкой прошел дугу на площадке и остановил «Рейнджровер» перед домом, затем выключил двигатель и спрыгнул на землю. Пол вылез из машины неторопливо и обошел ее сзади, чтобы забрать из багажника дробовики. Апсоланд сказал:

– Я хотел бы официально заявить, что не обращаю внимания на ваш тон, ясно? – Когда Пол кивнул, он сказал: – Почистите ружья, ладно? И уберите машину.

Сначала Гарнет привез Джессику. Она преуспела в том, чтобы хранить молчание, и продержалась час и пятьдесят две минуты. Впервые она совершила нечто, что сильно удивило ее отца. «Веха, – подумал он. – Это первое из многого, что будет удивлять меня и заставлять задаваться вопросом, а знаю ли я ее?» Он гордился ее выдержкой, ее решимостью.

– Что ж, поздравляю тебя, Джесс. Великолепно. Ты молодчина. Только не подумай, что я критикую тебя, ничего подобного, но если ты можешь хранить молчание целый час и пятьдесят две минуты, что помешало тебе дотянуть до двух часов?

– Эмма заговорила, – сказала она. – Эмма что-то сказала, потом Мэттью, кто-то захихикал, и я решила, что смысла больше нет. Как ты думаешь, я молодец?

– Ты молодец.

– Я читала книжку. А для тех, кто почти не читает, это было ужасно. Ты, папа, должен мне одиннадцать двадцать, а миссис Апсоланд должна мне тридцать три шестьдесят.

– Тридцать три?

– Она сказала, что заплатит мне тридцать пенсов за минуту. Это было, когда мы разговаривали на пути в Бери, ты, наверное, не слышал.

Пол слышал. Теперь он вспомнил. И тогда подумал: она не имеет представления о деньгах, об их ценности, об их покупательной способности, их у нее слишком много – тридцать пенсов за час или тридцать пенсов за минуту, для нее все едино. Она с такой же легкостью могла бы предложить Джессике и по тридцать пенсов за секунду.

– Мы можем прямо сейчас пойти к ней и попросить деньги?

Первой его реакцией было отвергнуть эту идею. Но он ничего не сказал, задумался. Сейчас самое хорошее время, еще нет пяти, а Гарнет заметил, что Апсоланд куда-то ушел. Ему очень хотелось увидеть ее. Прошло более двадцати четырех часов с тех пор, как он в последний раз видел ее, на обратном пути из Бери, и она тогда рассталась с ним и поднялась на крыльцо, где ждала Мария, придерживая для нее дверь.

Пол ненавидел себя за эту одержимость, за эту усиливающуюся страсть. То, как она росла, приводило его в ужас; она напоминала ему пятно на коже, которое продолжает воспаляться и, вместо того чтобы зажить и исчезнуть, превращается в нарыв, в карбункул. Но нарыв всегда причиняет боль; он же испытывал удовольствие, почти щенячью радость. Его охватывало бессмысленное счастье, когда она садилась рядом с ним. В его голове начинал звучать оркестр. Пол то и дело ловил себя на том, что сдерживает дыхание. Когда Нина поднялась по дорожке к дому своих друзей и исчезла внутри, ему показалось, что закрывшаяся дверь – закрывшаяся тихо, без стука, – ударила его по лицу.

Он сидел в пабе и ел сэндвичи, приправленные чувством разочарования и унижения. Он мысленно разговаривал с ней, вел беседу, тщательно обдумывая каждое слово, сам задавая вопросы и давая на них ответ, – он просто не мог избежать этих диалогов. Старался изо всех сил, и каждая его попытка обрести свободу заканчивалась просьбой, обращенной к ней. Его усилия не фантазировать, как они вместе проводят время, превращались в мольбу к ней отпустить его. Не то чтобы его мысли были сексуального характера; нет, он был погружен в грезы о высокой романтике, как он выглядывает в окно и через двор смотрит на ее окна и на ее дом, и эти грезы перемежались с ненавистью к самому себе.

Все это было ужасно нелепо, ужасно банально и, что главное, вызывало у него отторжение. Он напоминал себе человека из старой песенки, который был слугой, ничего не значил для своей хозяйки и не мог ухаживать за ней. Но лучше уж так, думал он, чем как современные слуги, которые заранее рассчитывают на тайные отношения с работодателем и либо достигают своей цели, либо смиряются с вынужденным увольнением.

Джессика ждала его ответа и сейчас, когда двухчасовая тишина была соблюдена, ждала не молча. Она дважды повторила свой вопрос и в конечном итоге раздраженно воскликнула:

– Папа!

Он сказал:

– Да, давай. – И подумал: « Слыхали ль вы, как госпожа моя в саду поет? Смолкают птицы, нежный звон над садом тем плывет [47]».

В тот момент она прошла через арку. Это было настолько необычно, что Гарнет решил, будто у него галлюцинации, что его сильное желание увидеть ее вызвало видения. Чепуха, полнейшая чепуха. Она, естественно, ходила смотреть на зимний сад – работы закончились час назад. Разве не он сам разговаривал с рабочими, отправил прораба, или начальника, или кто он там еще, в дом поговорить с ней, под присмотром Марии?

Двустворчатая дверь, которая находилась на дальнем конце стеклянной постройки, выходила на гравиевую дорожку и смотрела на парк, наверняка была заперта, так что миссис Апсоланд могла зайти в зимний сад только с этой стороны, через маленькую дверцу. Она открыла ее и вошла внутрь. Зимний сад построили в виде Хрустального дворца в викторианском стиле с готической ковкой. Некоторые стекла в витражах были желтыми, красными и бледно-голубыми. Лучи солнца, проникая сквозь них, отбрасывали на ее руки розоватые и янтарные блики.

Нина увидела его и улыбнулась. Расстояние было немалое, тридцать или сорок ярдов, но она все равно заметила его и улыбнулась. Этого хватило. Пол взял Джессику за руку, и они поспешили из дома. Нина вышла из зимнего сада, в руках она держала каменный горшок с кактусом.

– Строители такие странные, вам не кажется? Мы забыли о нем, когда освобождали место. Логично было бы предположить, что они отодвинут его в сторону, правда? Но нет, они с религиозным благоговением каждый день прикрывали его чехлом. И он, кажется, зацвел.

– Я сохранила молчание, – сказала Джессика.

Нина выразила несоразмерный восторг. Пол отметил, ощутив при этом легкий укол совести, что в ее поздравлениях больше энтузиазма, чем в его.

– Ты просто молодчина. Это такое же достижение, как для меня в твоем возрасте было переплыть Канал!

– А сейчас можете?

– Что, переплыть Канал? Вряд ли.

– А молчать?

– О, – сказала Нина, – наверное, смогла бы. Сейчас мне практически не о чем говорить. – Интересно, спросил себя Гарнет, что она имеет в виду. Ему почему-то стало обидно за нее. – Я должна тебе деньги, – сказала Нина. Она разговаривала с Джессикой как со взрослой. – Ты не против, если я выпишу чек?

– Я не против, папа?

Он поймал себя на том, что принялся извиняться за столь огромную сумму. Пока Пол произносил слова, сбивчиво объясняя, что ставка была грабительской и что расплачиваться надобности нет, нет никакой необходимости платить деньги, он с глубоко засевшей яростью думал, какими же дураками делает нас любовь, противными, отталкивающими глупцами!