Елена Михалкова - Нежные листья, ядовитые корни

«У них это называется пэчворк! Остромоднейшее направление! Обогатимся, Губанова! У меня есть выходы на галереи и магазины! Они у нас с руками оторвут эту продукцию».

И Мотя послушала. Развесила уши, называется. И ведь с кем ввязалась в дело – с Беллой Шверник! От Циркуля в школе было много жужжания и мало проку, и с годами ничего не изменилось.

Договорились они так: Мотя станет искать рукодельниц и скупать у них изделия, а Белла – перевозить в Италию и продавать. Прибыли собирались делить пополам. Может, из этого что-нибудь и вышло бы, не заяви о себе во весь голос человеческий фактор.

Время для Матильды Губановой и Беллы Шверник шло по-разному. У Моти внутренний его ход был очень медленный. Пятнадцать минут – практически как секунда, раз – и нету, закончились. Можно успеть зевнуть, щелкнуть пальцами, но и только.

Для Беллы в пятнадцати минутах мог уложиться полный рабочий день. За пятнадцать минут она успевала продумать презентацию, набросать основные идеи, перекусить и сделать два деловых звонка. Все это в конечном итоге обращалось в пшик, потому что презентации Белле были ни к чему, вести деловые переговоры она не умела, а ее основные идеи не стоили ломаного гроша. Но для их с Мотей отношений это было несущественно. Главное – что Мотя выглядела медлительной коровой, а Белла – стремительным локомотивом, толкающим вперед их маленький бизнес.

Мотя не торопясь списывалась с рукодельницами. Обсуждала условия. Встречалась. Выкупала вещи. На все это у нее уходил месяц.

Белла успевала за два дня долететь до Италии, там распихать по лавчонкам и магазинчикам лоскутные одеяла, договориться с хозяевами и вернуться обратно. Она искренне не понимала, отчего еще не готова следующая партия. «Почему ты тянешь время?! – отчаянно взывала Белла. – Почему ты ничего не делаешь?!»

Мотя очень удивлялась. Разве она тянет время? Вовсе нет. Она действует, как договаривались. Просто отчего-то обычный телефонный звонок занимает у нее два часа. А на встречу нужно потратить целый день.

«Ты опаздываешь! – возмущалась Шверник. – Я жду тебя уже двадцать минут!»

Мотя извинялась и раскаивалась, а в следующий раз опаздывала снова. Но не из вредности, а потому, что в ее внутреннем ходе времени двадцать минут были такой маленькой единицей, что опоздать на нее – то же самое, что задержаться на десять секунд. Ведь никто не ругает человека за то, что он приходит на десять секунд позже!

Если бы Белла Шверник согласилась оставить Мотю работать в ее внутреннем ритме, у них могло бы что-то получиться. Но Белла ругалась, Белла кричала, Белла требовала немедленного результата. Мотя пугалась, торопилась – и безнадежно все портила. Начинала путать время встречи и суммы выплат рукодельницам. Теряла чеки. У нее все падало из рук, болела голова, она становилась плаксивой и всего боялась.

В конце концов все закончилось так, как и должно было. Белла без спроса изъяла у Моти ее записную книжку со всеми адресами и телефонами рукодельниц и объявила, что отныне выкидывает свою неудачливую партнершу из бизнеса. Она все будет делать сама!

Но здесь Беллу ждал крайне неприятный сюрприз.

Мотя, при всей ее медлительности и неуклюжести, производила на людей хорошее впечатление. Она выглядела основательной и безукоризненно честной. Ей доверяли. К тому же ее хорошо знали по рукодельным форумам, где репутация многого стоила.

Белла Шверник была резка, криклива, не слушала никого, кроме себя, и абсолютно не умела вести дел с мастерицами. Ее злила их необязательность и полное непонимание, сколько они хотят получить за свою работу. Она обрушивала на них тонны бесполезной информации и окончательно запутывала. Их любимые лоскутные одеяла для нее были всего лишь товаром, который можно выгодно продать.

У нее был бы шанс, поставь Шверник все на чисто деловые рельсы. Но Белла от непонимания накричала на одну рукодельницу, обругала вторую, не отдала деньги третьей – и окончательно все провалила. Ее бизнес протянул еще пару месяцев и тихо почил.

У Моти в памяти отложилось, что у нее украли любимую записную книжку (вот что было жальче всего, и бог бы с деньгами!).

А у Шверник – что все ее дело провалила Матильда Губанова.

Отхлебывая приторный чай, Мотя косилась в тот угол, где сидела Циркуль. Но Белла, поев за пять минут, стремительно удалилась. Мотя облегченно выдохнула.

Больше в столовой никого из ее бывших одноклассниц не наблюдалось. По соседству две пожилые женщины, похожие на грустных куриц, синхронно били ложечками по вареным яйцам. Возле окна молча завтракала семья с подростком. Тишина прерывалась только писком смартфона мальчишки, гонявшего по экрану каких-то разноцветных существ.

Мотя вспомнила сыновей и попыталась представить, что они делают сейчас. Но мысли упорно возвращались к тому, что случилось вчера.

Ей категорически не хотелось думать об убийстве. Обычно Моте удавалось легко переключиться: стоило вообразить мужа или сыновей, как размышления устремлялись в привычное русло: кто куда будет поступать, какую одежду нужно прикупить к лету… Но только не сейчас.

«Почему я не хочу думать об этом?»

Если дать себе труд хоть немного поразмыслить, ответ станет очевидным. Можно зажмуриться и заткнуть уши, но невозможно не понимать, кто расправился с несчастной Рогозиной. Мотя видела достаточно, чтобы у нее не осталось сомнений.

«Потому что я знаю, кто убийца».

Мотя одобрительно кивнула самой себе. Верный ответ!

«А она… она знает, что я знаю?»

И снова все было ясно.

«Конечно!»

«Ты понимаешь, что это означает для тебя, Матильда?»

Мотя огорченно отодвинула сыр. Вот! Вот именно поэтому она и не хотела думать о смерти Светы. Потому что все эти ужасные рассуждения испортили ей аппетит. А прийти в нормальное расположение духа Мотя могла, только с удовольствием покушав. Выходит, она попала в замкнутый круг.

Внутренний голос сказал мягко, словно разговаривая с ребенком:

«Мотя, что ты здесь делаешь?»

«Завтракаю!»

«Нет, что ты делаешь в отеле? Ты только что осознала, насколько опасна для убийцы. Так почему бы тебе не уехать отсюда прямо сейчас?»

Мотя уткнулась в тарелку.

Она не может уехать! Во-первых, к ней до сих пор так и не пришло решение, что делать с ребенком…

«Мотя, ты дура? – четко спросил внутренний голос, почему-то с интонациями Машки Елиной. – Ты видела, что она сотворила с Рогозиной? Какой ребенок, какое решение? Беги! Спасайся!»

Не могу, упрямо возразила Мотя. Это важно! Я настроилась на то, что решу все именно здесь. Мне трудно свернуть с выбранного пути! И потом, меня-то убить будет посложнее, чем Рогозину. Я так просто не дамся.

Внутренний голос потрясенно молчал.