Андрей Константинов - Адвокат. Судья. Вор (сборник)

– Ну пойми же ты. Пойми! Ты – старый, больной человек. Не сто же лет жизни ты себе отмерил? У тебя каждый денек сейчас на счету. Отдай картину – и все будет хорошо. Дело твое я за пару дней вчистую закрою. На свободу пойдешь с чистой совестью, денег на жизнь у тебя и так хватит, заныкал ведь на черный день-то? Заныкал… По глазам вижу… Ведь хату на Каменноостровском ты взял. Ты. Твои же люди тебя и сдали…

– Да? – удивился старик, подумав о Пианисте. – Это кто же? Захваченные вами в плен бригады моих боевиков?

– Не важно, – махнул рукой Колбасов. – Ты сам знаешь кто…

«Нет, про Жору он ничего не знает», – понял Барон, а вслух сказал:

– Ну так если мои люди вам меня сдают вчистую, вы бы и поинтересовались у них, где я тайники свои укромные сделал…

– Мы без тебя разберемся, что у них спрашивать, – устало сказал Владимир Николаевич. – Ты главное пойми: ни продать картину, ни воспользоваться своими деньгами ты уже не сможешь. Не сможешь! Ты даже не увидишь ее ни разу, если мне не отдашь…

Опер уже выдыхался, он утратил былой напор и говорил вяло и неубедительно. Барон понял, что Колбасов почти дошел до нужной кондиции, и решил немного оживить разговор, всколыхнуть, так сказать, атмосферу:

– Ладно, начальник. Предположим, я отдаю картину. Ну а с делом-то… как?

Колбасов встрепенулся, заблестел глазами, азартно подался к старику, и Юрия Александровича обдало запахом свежеусвоенного пива.

– Это не твой вопрос… Считай, что для тебя все путем. Сделаем дело – и ты свободен как ветер…

– Ага, – кивнул Барон, – значит, как ветер… Ну а с остальным барахлом что?.. Из той хаты-то, поди, не одна «Эгина» пропала?..

Владимир Николаевич боялся поверить услышанному – старик поплыл, еще немного дожать его… Вот только почему в глазах вора какая-то странная усмешка мелькает?

– Считай, что остальное я тебе подарил, – хрипло выдохнул Колбасов и повторил с упорством параноика: – Ты мне – картину, я тебе – свободу…

– Понятно. – Юрий Александрович вздохнул и поскреб щетину на подбородке. – Все это очень заманчиво, начальник… И на сделку бы я пошел, но…

– Что «но»? – Опер навис над стариком, словно знаменитый утес над Волгой. – Какой «но»?

Владимир Николаевич так волновался, что последняя его фраза прозвучала почти по-азербайджански, и Барон едва не фыркнул. Но старик своими эмоциями умел управлять хорошо, поэтому проглотил смешок и ответил абсолютно серьезно:

– Но нет у меня картины… Вот в чем беда-то… Может, на какой другой сторгуемся, а, начальник?..

Несколько секунд казалось, что Колбасова должен хватить удар, у него даже пена появилась в уголках губ, а когда опер наконец заговорил, речь его была абсолютно бессвязной:

– Ну ты… Я… Пердун ты старый! Ты охуел вконец!!! Как нет?! Ты же сам сказал… только что… Я ж тебе… даже пиво!!! И слово офицера! А ты?! Как сволочь последняя…

– Вы бы меня не сволочили, начальник, – спокойно ответил Юрий Александрович. – Я ведь вам в отцы гожусь, если не в дедушки…

– С-слушай, ты… д-дедушка хуев… – заикаясь, угрожающе забормотал Владимир Николаевич.

Но старик неожиданно его перебил:

– И обижаетесь вы на меня напрасно… Обижаться вообще ни на кого не надо…

«Потому что обиженных [96] – ебут, дорогой мой», – мысленно закончил Барон фразу. Произносить вслух последнюю сентенцию он не стал, чтобы не вышло явного перебора. Опер и так уже спекся…

Колбасов вдруг громко икнул – икота вообще частенько нападает на человека некстати, на нервной почве. А на Владимира Николаевича навалился настоящий приступ – пришлось ему достать из куртки вторую банку пива и медленно выпить ее мелкими глотками под сочувственно-ироническим взглядом проклятого старика. Слава Богу, нутряное сотрясение организма все-таки улеглось, и Колбасов, отдуваясь, как после пробежки, опустился на стул напротив Юрия Александровича:

– Михеев… Ну чего ты хочешь? А? Какие у тебя условия?

Прогресс в переговорном процессе был, что называется, налицо: совсем недавно еще Владимир Николаевич лишь выдвигал свои условия, а теперь начал интересоваться пожеланиями старика… И Барон не преминул этим воспользоваться:

– Чего я хочу? Поверить вам хочу, начальник… А это сложно, потому что до сих пор на всем протяжении нашего знакомства, согласитесь, вы особых оснований для доверия мне не дали… Разве нет? У нас же без протокола разговор, так? Ну тогда вы ведь не станете отрицать, что все эти ваши кренделя с валютой и патронами – не самое хорошее начало для сотрудничества и взаимопомощи… Трудно верить человеку после такого…

– И чего ты хочешь? – спросил опер, перед которым вновь забрезжила надежда, что старик не станет уходить в глухой отказняк.

Юрий Александрович откашлялся и помассировал левой рукой грудь.

– Если я тут загнусь, начальник, вам от этого никакой радости не будет, так?

– Ну допустим, – осторожно кивнул Колбасов. – И что из этого? На южный берег Крыма прикажешь тебя отправить?

– Нет, зачем же, – пожал плечами вор. – Крым – это хорошо, конечно, но исходить надо из возможного… Я думаю, что в больничку меня перевести вам по силам будет? Мне немного в себя прийти надо, а то мысли путаются, память ослабла… Забываю все подряд… Вы вот меня о каких-то вещах спрашиваете, а я то помню что-то, то забываю напрочь… И рад бы, что называется, помочь, да здоровье подводит… Убежать из больнички-то тюремной я все равно не смогу… А? Что скажете, начальник?

Владимир Николаевич помолчал немного и покачал головой:

– Обещать не могу, но подумать можно… Посоветоваться надо, возможности прикинуть…

– Какие возможности? – удивился Барон. – Вы абсолютно больного старика помещаете в тюремную больницу… Даже правила обходить никакие не надо…

– Предположим, – уклончиво ответил Колбасов, который не мог ничего обещать Михееву без предварительной консультации с Ващановым, курировавшим всю операцию. – Это единственное твое условие, или тебе еще что-то нужно для просветления памяти?

– Так, мелочь одна, – махнул рукой старик.

– Какая мелочь? – насторожился Колбасов.

– Газеты мне нужны, – легко сказал Барон и улыбнулся.

– Какие газеты? – не понял Владимир Николаевич. – Зачем газеты?

– Почитать, – пожал плечами Юрий Александрович. – Чтение газет очень успокаивает нервы и просветляет память. Вот мне и нужны подшивки всех основных питерских газет за год… Почитаю, полистаю… А там и продолжим наш разговор… Как, начальник? Пойдет?

Владимир Николаевич долго не отвечал, жевал губу и время от времени искоса поглядывал на старика. Наконец он кашлянул, прочищая горло, и задумчиво протянул:

– Возможно… Возможно, что и пойдет… Ну а ты-то, если мы все сделаем, ты – что? Отдашь картину?