Марина Крамер - Умереть, чтобы жить

«Как будто для начальника пиар-службы такая проблема выяснить номер журналиста из подконтрольного издания!» — Стахова еле удержалась, чтобы не ляпнуть это вслух, но вовремя прикусила язык. Людмила меж тем сбросила плащ, оставшись в персиковом костюме, под которым Ника углядела тончайшую кружевную блузку явно ручной работы, подозвала официантку и заказала кофе по-турецки.

— Вероника…

— Можно просто Ника, так короче, — попросила Стахова. — И сразу спрошу — вы не против, если я диктофон включу?

— Против! — резко сказала Людмила и протянула руку: — И дайте его мне. Я верну после того, как разговор закончится, так я буду уверена, что он выключен.

Ника пожала плечами, но диктофон вынула и отдала.

— Знаете, Людмила Антоновна, мне будет намного проще, если вы начнете мне доверять. Иначе какой смысл в нашем разговоре?

— Можете называть меня просто по имени. Доверять полностью я вам сразу не могу, вы ведь понимаете, надеюсь? Достаточно того, что я дала вам понять, что считаю разговоры в офисе мужа небезопасными, — Людмила откинулась на спинку дивана и скрестила руки на груди.

Ника, бросив взгляд на кисти, с удивлением отметила, что они не выглядят холеными. Ухоженными, с аккуратным коротким маникюром без лака — да, но в остальном и форма пальцев, и широкие ладони и запястья — все говорило о том, что эта женщина явно не из дворян и привычна к работе с землей. «А, ну да — орхидеи же», — вспомнила Ника и задала первый вопрос:

— Скажите, Людмила, это правда, что все орхидеи в зимнем саду «Нортона» высажены лично вами?

— Руки мои заметили? — усмехнулась она, пряча их под стол. — Да, что есть, то есть — лапа у меня рабоче-крестьянская. Но я этого не стыжусь. Люблю в земле возиться в свободное время, видели бы вы мой цветник. В «Нортоне» это так, забава. А вот дома… у меня плантация целая, орхидей видов сорок. Это не считая прочего. Ну, и грядки, конечно. Клубника, зелень всякая… Картошку, конечно, не сажаю, но свежая зелень к столу и ягоды — это да.

— И что же — все сами?

— Сама. Я же деревенская, к работе привычная, — чуть улыбнулась Бальзанова. — Только не говорите никому. Много лет строю из себя светскую даму.

— Тяжелый труд, — заметила Ника.

— Не представляете, как вы правы. Иной раз так хочется кого-то матюками обложить, как мама моя в деревне делала, а потом вспомню, за кем замужем, — и все, зубы сцеплю и улыбаюсь.

Ей принесли кофе, и Людмила, сделав глоток, удивленно заметила:

— Надо же. Такая забегаловка, а кофе отличный.

— Здесь все отличное, просто места мало и от метро далеко. Но тем и хорошо. Я сюда работать иногда прихожу, никто не мешает.

— Не любите дома работать?

— Ну почему? И дома люблю. Просто иногда хочется сменить обстановку. Давайте, если можно, вернемся к Наталье, — попросила Ника, и Людмила как-то встрепенулась:

— Да, конечно. Знаете, про то, что Наташка пила много, — не знаю, откуда это взялось. Сколько помню — ну, не выпивала она больше меня, например. Мы же часто раньше время вместе проводили, пока они с Сережей не разошлись, — Бальзанова поморщилась: — Черт, как же хочется курить… чтоб им пусто было, поборникам здорового образа жизни!

Ника в душе тоже разделяла это соображение — в Праге курили всюду, и в Москве ей приходилось несладко. Но слышать это от женщины, чей муж слыл глубоко верующим и чуждым вредных привычек, было странновато. Стахова не выдержала:

— Простите за бестактный вопрос… но как ваш муж относится к тому, что вы курите?

Людмила усмехнулась:

— Вы тоже заметили Лешкины причуды? При нем я не курю, если очень подпирает — ухожу куда-нибудь, а потом зернышки кофе жую. Понимаю — стыдно в моем возрасте, но что поделаешь. В браке приходится как-то прогибаться друг под друга, иначе долго не проживешь. Вот Наташка с Сергеем последние пару лет об этом забыли, похоже.

— Они ссорились?

— Ну как — «ссорились»… Он ее не бил, конечно… но орали, бывало, друг на друга даже прилюдно.

— А причины? Наталья вам не рассказывала?

Людмила задумалась на мгновение, постукивая пальцем по щеке, а потом решительно сказала:

— Нет. Наташка не из тех была, кто жалуется. Скорее это Сергей мог Алексею что-то рассказать. А Наталья — нет, никогда.

— А романа у нее не могло быть? — вдруг спросила Ника, сама не успев понять, откуда у нее возник этот вопрос.

Людмила удивленно посмотрела на нее:

— Романа? А вы не в курсе?

— Не в курсе — чего?

— Больше полугода Наташкино имя полоскали в связи с… — тут Людмила назвала имя молодого исполнителя попсовых песен, которое Ника, напрягая память, так и не смогла вспомнить. — Вроде как она взялась его продюсировать, вложила свои деньги, а он скрылся от нее и бриллианты, кажется, прихватил.

— Бриллианты? — насторожилась Ника.

— Да. Наташка всю жизнь коллекцию собирала, довольно редкие камушки там попадались.

— И что — они действительно пропали?

Взгляд Людмилы, устремленный на собеседницу, стал недоверчивым:

— Ника, вы как-то неправдоподобно не осведомлены о предмете своего расследования. Неужели действительно ничего не слышали? Это же каждая собака обсуждала в Москве полгода назад.

— Полгода назад меня в Москве не было, как не было еще три года до этого. Я вернулась в мае, потому мои вопросы могут казаться вам странноватыми. Разумеется, я сегодня вечером постараюсь ликвидировать все пробелы, насколько возможно, но пока давайте работать с тем, что есть, — улыбнулась Ника, в душе разозленная тем, что не потрудилась прочитать все до конца и выставила себя дурой.

— А-а… ну, тогда это многое извиняет, — смилостивилась Бальзанова и подозвала официантку. — Милочка, повторите мне ваш изумительный кофе, хорошо? А девушке — чай, правильно? — это относилось уже к Нике, и та кивнула.

Когда официантка отошла, Людмила продолжила:

— Самое удивительное, что пропажа бриллиантов обнаружилась намного позже, чем испарился мальчишка. Но об этом никто, кроме меня, не знал, даже Сергей. Я и вам рассказываю только для того, чтобы вы понимали — здесь что-то нечисто. Наташка от горя черная сделалась, и я ее не виню — там такая сумма, что я даже написать не сразу смогу. Но пропали они как-то совсем уж глупо. Либо я просто чего-то не знаю.

Она замолчала, переводя дыхание. Ника ждала. Задавать вопросы не хотелось — она ждала того, каким образом Людмила преподнесет информацию. Официантка принесла чай и кофе, забрала пустые чашки и тихо удалилась. Ника вдруг обратила внимание, что в кафе они совершенно одни — разве что зашла старушка с собачкой, купила коробочку «картошки» и две большие булочки с сыром да три молодые девчонки забежали за кофе «на вынос». И — никого больше.