Марина Альте - Геката. Умереть, чтобы жить [СИ]

На старом кладбище было ветрено, хоть и повсюду стояли огромные стволы многолетних деревьев. Они шелестели листьями, так упоительно превращаясь в колыбельную песнь, что иногда одинокой девушке казалось, она сдастся и уснет. Вдалеке слышались звуки проезжающих машин, которые убегали вдаль за стрекотанием кузнечиков и щебетанием осенних птичек. За бурыми стволами виднелась одинокая церквушка Иосифа Астраханского, с пожелтевшими стенами и ветхими крышами полуразвалившихся лазаретов, наверняка уже не используемых больше полу века. И хоть вся эта дремучая и Богом забытая местность была похожа на угнетающие и скорбные отголоски чего-то пережитого, девушка не могла так просто покинуть это место.

Она сидела напротив старой, заросшей папоротником могилы, опираясь спиной на еще более старинный памятник, времен второй мировой, если не позднее. Гранит за ее спиной был почти что влажный, даже не смотря на полуденное солнце, которое пробиралось сквозь тонкий наст легких облачков, как последний привет осени перед наступлением холодов.

Мысли о загробной жизни, которая возможно бунтует под ее ногами, была близка, но та несмела подпустить ее слишком близко, что бы, не допустить отчаянье и страх, маячивший на горизонте сознания.

Наверное, эти старые кости не сильно разгневаются на меня, — уверяла она себя, пока перебирала пальцами сухую соломинку, которая трескалась и превращалась в труху прямо в ее тонких пальцах, а после разлетались по ветру, уносясь в густую шапку папоротников, над которыми возвышался одинокий и обтрескавшийся памятник со скудной надписью:

«ДВИ»

Наверняка, многие, кто замечают эти буквы с трудом понимают какое отношение, они имеют к умершей. В прочем, как и девушка, которая разглядывая резную надпись, не могла понять, почему нельзя было просто написать: Дерябина Виолетта Игоревна? Зачем все так усложнять? И почему это её так волнует?

Отведя взгляд в сторону, она сдула надоедливую прядку с лица, но та все равно легла на ее щеку, заставляя девушку буквально нервничать, хотя больше она нервировалась от того, что кладбищенская дорога была пуста и безлюдна.

Отец сказал, что через час приедет за мной, но, он забыл уточнить, что мне делать весь этот час, — нервно выдавила та в своем сознании и вновь осмотрелась, — Среди мертвецов, которые, увы, со мной не заговорят. Может, он думал, что я буду рада посетить могилу моей матери?

Девушка еще раз окинула памятник и остановила взгляд на одиноких буквах, которые словно магнит тянули ее взгляд к своим причудливым завиткам, таким жизнерадостным, словно человек, покоившийся в этой могиле, и вправду обрел покой.

От этих мыслей сердце забилось быстрее, и она оперлась локтями в колени, обхватив свою голову обеими руками. Решение отца привезти ее в это место попросту сводило с ума. Еще утром она, предчувствуя этот кошмар, пыталась отказать ему…

Но разве он меня слушает? — грохотнула она про себя и утихла, пытаясь дышать ровно и спокойно.

Сама же она не понимала, зачем вообще ей стоило ехать на это ужасное кладбище, в этот ужасный город, к её недалекому отцу.

Она не была здесь больше десяти лет, со смерти её матери и сейчас вновь оказавшись в этом месте, ей все больше казалось, что она словно очутилось в другом измерении.

Когда отца лишили родительских прав за изрядное употребление алкоголя, девочку отправили к бабушке в Барнаул, где, и прошла основная часть ей жизни. А ей там так нравилось…

В их большом доме она могла не прятаться от надоедливых глаз и глупых разговоров с бабулей, хотя, она доставала её очень редко, чаще, они весело проводили свой досуг, играя в карты или выпивая вишневый сироп с кусочками льда. Бабуля любила её, и оберегала, как могла, но, несколько месяцев назад она умерла и отцу вернули право на опеку.

Признаться честно, возвращаться сюда ей совсем не хотелось. Сочи, Лазаревский район, этот маленький поселок с речкой — не было приделом её мечтаний. Может в детстве, когда ее семья была полной чашей, но не сейчас.

Все здесь было для нее чужим, включая отцовский, старый, давно проеденный крысами дом и школу (единственную в этом поселке!), которую ей предстоит посещать.

Для обычной девчонки семнадцати лет, возможно, эти места бы были по-настоящему райскими. Море, пляж, жара, голубое небо над головой….

Но только не для меня, — девушка вновь уронила голову, обхватывая себя обеими руками, и задумалась о новых знакомствах, которые ей придется заводить в школе. Или не придется. Хотя она не видела особой радости ни в том, ни в другом.

Всего пару недель здесь, а уже так не терпится закончить среднюю школу, отпраздновать совершеннолетие и улететь куда-нибудь очень далеко, — подумалось молодой девушке и та с наслаждением закатила глаза.

Вновь посмотрела на неровные края мраморного памятника и неожиданно для самой себя начала улыбаться. В следующие мгновение, она уже ловила образ своей матери у себя в памяти. Один единственный образ, который остался у нее с детства, и который, в глубине души, она так боялась потерять.

Девушка совсем не помнила свою мать, но почему-то иногда она чувствовала, что очень похожа на нее.

Смотря на себя в зеркало, на свои темные волосы, вьющиеся к концам, в ярко зеленые глаза, на светлом, почти оливковом лице, она словно видела не себя, а ее, хотя четко понимала — мамы больше нет. Как и воспоминаний. Лишь одно, в котором она тянет к девушке руки и завет ее по имени. На лице матери вялая тень улыбки, за которой прячется откровенная боль, а в глазах зияют слезы.

Девушка трясет головой, и воспоминание развевается как пыль, оставляя лишь гущу папоротника и холодную гладь могильного памятника.

Интересно, — задумывается она, — Что делают в этом случае? Может, мне стоило бы поплакать? Излить свою душу и мне стало бы легче? Все-таки здесь покоится моя мама…

— Бред! — вспыхивает она и, упирая руки во влажную землю, встает на слегка затекшие ноги.

Оглянувшись по сторонам, она вновь кипит от раздражения, что отца до сих пор нет. На горизонте лишь сверкающая на солнце дорожная пыль и роскошная зелень высоких холмов, да старые оградки и кресты, от которых уже тошнит.

Да он рехнулся! — мысленно чертыхается она, — Целый час в компании покойной мамочки и одного воспоминания!

Тут же на ум приходит забавная мысль пойти пешком по направлению к дому, и она уже почти бежит меж старинных могил. Многие их них выглядят, более ли менее ухоженными, но, в основном, все памятники уже давно поросли могильной травой, мхом и старостью. Некоторые покосились, а есть и те, которые давно уже превратились в труху и пыль и теперь только небольшой холмик напоминает, что здесь когда-то был похоронен человек.