Дороти Сэйерс - Медовый месяц в улье

– Аминь.

Одной из самых восхитительных черт английского уголовного правосудия считается его скорость. Почти сразу после вашего ареста назначают суд, который занимает, самое долгое, три-четыре дня, а после приговора (если, конечно, вы не станете его обжаловать) вас казнят в течение трех недель.

Крачли отказался от обжалования и предпочел заявить, что да, это он убил и что убил бы снова, и пускай делают что хотят, а ему без разницы.

В результате Гарриет пришла к выводу, что три недели – это худший срок ожидания из возможных. Осужденного следует казнить наутро после приговора, как после трибунала, чтобы он получил разом всю дозу страданий, и дело с концом. Или тогда уж пусть все тянется месяцами и годами, как в Америке, пока не устанешь до такой степени, что уже ничего не будешь чувствовать.

В эти три недели хуже всего, по ее мнению, была непоколебимая любезность и жизнерадостность Питера. Если он не торчал в тюрьме графства, терпеливо осведомляясь, может ли он что-нибудь сделать для осужденного, значит, он был в Толбойз. Всегда предупредительный, он восхищался обустройством дома и новой мебелью или катал жену по окрестностям в поисках пропавших труб и других достопримечательностей. Душераздирающая любезность перемежалась судорожными вспышками утомительной страсти, которые пугали ее не только бездумной несдержанностью, но и очевидным автоматизмом и тем, что в них было так мало личного. Она их поощряла, потому что потом он спал как убитый. Но с каждым днем он все надежнее отгораживался от нее оборонительными укреплениями и все меньше видел в ней личность. От такого его настроения она чувствовала себя несчастной, как чувствовала бы любая женщина на ее месте.

Гарриет была невыразимо благодарна герцогине, которая предупредила и тем самым до некоторой степени вооружила ее. Она засомневалась в том, что ее собственное решение “не душить супружеской заботой” было мудрым. Попросила совета в письме. Ответ герцогини освещал множество тем и в конечном счете сводился к фразе “пусть сам выпутывается”.

В постскриптуме говорилось: “Скажу одно, моя милая, – он все еще рядом, и это обнадеживает. Мужчине так легко оказаться где-то еще”.

Примерно за неделю до казни к ним пришла миссис Гудакр в сильном волнении.

– Этот негодяй Крачли! – заявила она. – Я как знала, что Полли Мэйсон окажется в положении. Так и есть! И что теперь делать? Даже если ему разрешат жениться, и если он сам захочет – а ему, я вижу, на девочку плевать, – что лучше для ребенка, когда отца вовсе нет или когда его повесили за убийство? Вот уж не знаю! Даже Саймон не знает, хотя он, конечно, говорит, что надо жениться. Почему бы и нет – Крачли-то уж точно никакой разницы. Но теперь девочка не хочет, говорит, что не пойдет за убийцу, и я ее понимаю! Ее мать в страшном расстройстве, конечно. Надо было ей держать Полли при себе или отправить служить в хороший дом – я говорила, что она слишком юна для работы в пэгфордском магазине тканей и очень легкомысленна, но сейчас об этом уже поздно толковать.

Питер спросил, знает ли Крачли.

– Девочка говорит, что нет… Боже ты мой! – воскликнула миссис Гудакр, которой внезапно от крылись варианты развития событий. – А если бы деньги мистера Ноукса не пропали, а Крачли бы не разоблачили, что бы тогда было с Полли? Он собирался прикарманить эти деньги не мытьем, так катаньем… Если на то пошло, дорогая моя леди Питер, Полли чудом избежала такой участи, о которой даже не догадывалась.

– Ой, до этого могло и не дойти, – сказала Гарриет.

– Может, и так, но где одно нераскрытое убийство, там и другие. Однако вопрос не в этом. Вопрос в том, что нам делать с ребенком, который скоро родится.

Питер ответил, что, по его мнению, Крачли следует хотя бы сообщить. По крайней мере, у него будет шанс сделать то, что можно сделать. Он предложил устроить миссис Мэйсон встречу с начальником тюрьмы. Миссис Гудакр сказала, что это очень любезно с его стороны.

Провожая миссис Гудакр до калитки, Гарриет призналась, что ее мужу будет полезно сделать для Крачли что-нибудь конкретное: он так беспокоится.

– Еще бы, – ответила миссис Гудакр. – По нему видно, что он из таких. Саймон тоже места себе не на ходит, когда бывает вынужден с кем-то сурово обойтись. Но таковы уж мужчины. Хотят сделать все правильно, а последствия им конечно же не нравятся. Бедняжки, ни чего не поделаешь. Они не умеют мыслить логически.

Вечером Питер сообщил, что Крачли был очень зол и категорически заявил, что больше не хочет иметь дела ни с Полли, ни с другими бабами, черт бы их побрал. Он также отказался видеться с миссис Мэйсон, с Питером и с кем-либо еще и сказал начальнику тюрьмы, чтоб его, черт возьми, оставили в покое.

Затем Питер стал думать, что можно сделать для девушки. Гарриет дала ему время побороться с этой задачей (которая была хороша, по крайней мере, тем, что выполнима), а потом спросила:

– А ты не можешь поручить это мисс Климпсон? С ее связями в Высокой церкви она, наверное, сможет найти какую-нибудь подходящую работу. Я эту девушку видела, она неплохая, правда. А ты мог бы помочь деньгами и тому подобным.

Он посмотрел на нее так, будто увидел впервые за две недели.

– Ну конечно же. У меня, кажется, размягчение мозгов. Мисс Климпсон – очевидное решение. Сию минуту напишу ей.

Он достал ручку и бумагу, написал адрес и “Дорогая мисс Климпсон!”, а затем беспомощно застыл с ручкой в руке.

– Послушай… Думаю, ты сможешь написать лучше, чем я. Ты видела девушку. Ты сможешь объяснить… Господи, как же я устал!

Это была первая трещина в его броне.

В ночь перед казнью он в последний раз попытался увидеться с Крачли, вооружившись письмом мисс Климпсон с превосходными и разумными предложениями относительно будущего Полли Мэйсон.

– Я не знаю, когда вернусь. Не жди меня, ложись спать.

– Ох, Питер…

– Говорю же, ради бога, не жди меня.

– Хорошо, Питер.

Гарриет пошла искать Бантера и обнаружила, что он проверяет “даймлер” от капота до задней оси.

– Его светлость берет вас с собой?

– Не могу сказать, миледи. Он не дал мне указаний.

– Постарайтесь поехать с ним.

– Сделаю все, что в моих силах, миледи.

– Бантер… Что обычно бывает?

– Когда как, миледи. Если приговоренный способен вести себя доброжелательно, реакция не так болезненна для всех. С другой стороны, иногда нам случалось садиться на ближайший корабль или самолет, следующий за границу, и преодолевать значительные расстояния. Но обстоятельства тогда, разумеется, были другими.

– Да. Бантер, его светлость особо подчеркнул, что не желает, чтобы я дожидалась его возвращения. Но если он вернется ночью и не будет… если он будет очень тревожиться… – Фразу никак не удавалось закончить. Гарриет начала снова: – Я пойду наверх, но не думаю, что смогу уснуть. Я посижу у камина в своей комнате.