Марина Серова - Чем черт не шутит

Раздалcя негромкий выстрел, и Андрюха начал оседать, раненный в живот. Жуткое зрелище. Виктор замер, не сводя завороженного взгляда с окровавленной стены. Я такой роскоши, как бездействие, себе позволить не могла. Глупая привычка жить заставила меня метнуться к сумке и вытащить зажигалку в виде «лимонки».

Убийцы вошли в коридор. Мелькнула знакомая рожа, виденная в Наташкином доме. Тот, у кого был пистолет с глушителем, перешагнул через тело и повернулся ко мне.

— Назад, — тихо скомандовала я, делая вид, что выдергиваю чеку, то есть выдернуть-то я ее выдернула, оставалось следить, чтобы огонек не загорелся.

Рисковала я ужасно, но лапки кверху без сопротивления — не в моем стиле.

— Назад, — повторила я.

Бандиты замерли и переглянулись.

— Ты, девка, чо? Рехнулась? Рванет — у самой сопли размажет, — миролюбиво проанализировал последствия «пистолет с глушителем».

— Догадываюсь, — отрезала я.

— Совсем очумела, психованная?

— Я, ребятки, сегодня не в настроении. Жара, весь день какие-то козлы достают, по голове бьют больно. Рехнешься здесь, — пожаловалась я. — Нервы не в порядке, руки дрожат. — Рука у меня дрогнула, и граната почти выскользнула. Я громко охнула. Головорезы среагировали на редкость оперативно, отступили к лестнице и рассредоточились по стенам. Я подскочила к бронированному чуду отечественной оборонной промышленности и, прежде чем захлопнуть его, швырнула гранату на лестничную площадку. Я успела заметить падающих на пол бандитов.

— Я звоню в милицию! — крикнул Виктор.

— Позже.

Андрюха подавал слабые признаки жизни. Если я что-то понимаю в ранениях, возможность выкарабкаться у него была.

— У тебя оружие есть? — окликнула я Виктора.

— Что?

— Это первый вопрос, который тебе зададут. Подумай на досуге, как будешь объясняться?

Звонкие щелчки показали, что одураченные головорезы пришли в вертикальное положение и палят из пушки в дверь. Сколько им времени потребуется, чтобы понять бессмысленность затеи и попробовать проникнуть в квартиру иными путями или взять в заложники соседей и приказать нам сдаться?

— Отступать будем через балкон.

— А он?

— До «Скорой» продержится.

Я достала из сумки веревочную лестницу и прикрепила к прутьям балконной решетки.

Виктор присвистнул.

— Запасливая!

Никем не замеченные, поскольку дождь распугал любителей допоздна сидеть на лавочках, мы вылезли на улицу.

За оградой я протянула Виктору сотовый.

— Звони. Сначала в милицию, потом в «Скорую». Учти, Андрюха в сознание еще не скоро придет, допрашивать его сегодня не будут. Вопросы начнут задавать тебе.

— А как же ты?

— Что я? Ты еще вчера, когда Олега опознавал, засветился. Про меня никто из властей не знает, и о нашем расследовании тоже. Ты их пока не выводи из неведения. Если Наташка жива, излишняя болтливость может пагубно отразиться на ее здоровье. Придумай что-нибудь.

Виктор позвонил, вернул телефон и рассматривал меня, как уродца из кунсткамеры.

— Татьяна, кто ты?

— Завтра поговорим.

— Наручники, лестница, граната.

— Это зажигалка.

— В киоске купила? Племяннику на день рождения? Я же не дурак.

— Автобус идет. Я свяжусь с тобой.

Народу в автобусе было мало, но внимание я привлекла необычайное. Уже шлепнувшись на сиденье, сообразила — купальный халат все еще на мне. Насчет интересного вечерка я была права.

Парень напротив проявил блеск остроумия:

— Девушка, я что-то упустил из высокой парижской моды?

Я закрыла глаза и досчитала до десяти, потом с ненавистью посмотрела на него:

— Из секции карате возвращаюсь. Продемонстрировать, чему научилась?

— Из психушки сбежала, — недовольно буркнул он и уставился в окно.

Я снова прикрыла глаза. Добрались ли до второй моей квартиры? Стоит рискнуть. Думать буду завтра.

Просыпаться ой как не хотелось. Новый день — новые проблемы, а я еще со старыми не разобралась. Расслабиться не дают. Думала, после всей вчерашней беготни спать буду как убитая… Пардон, как человек с чистой совестью. Все, что могла, я сделала. Как бы не так! Час сон не шел, ворочалась, думы тяжелые одолевали: где Наташка, что с ней, жива ли. Как я ее родителям в глаза смотреть буду? Пошли погулять, развеяться, повеселиться. Я-то жива-здорова, всех дел, что уснуть не могу. А как она сейчас веселится, представить страшно. Почему в жизни не везет именно таким, как она, безобидным и беззащитным?

Заснула наконец. Сон приснился отвратительный! Стою я на кладбище. Тихо-тихо вокруг, ни ветерочка, солнце печет и духота. Вдруг слышу, музыка веселая, танцевальная издалека, но все ближе и громче. Оборачиваюсь, прямо на меня идет процессия людей, все в черном, строгие, торжественные. У меня аж по спине мурашки побежали, закоробило от несоответствия: развлекательная мелодия на похоронах.

Я всматриваюсь в толпу и вижу много знакомых лиц. Сейчас уже не вспомнить, кого именно. И вдруг с ужасом замечаю, что все пытаются скрыть улыбки, хихикают в кулачки, пританцовывают. Посматривают на меня искоса и посмеиваются глумливо, с издевкой. Мне стало противно. Я уже поворачивалась, чтобы уйти, когда увидела гроб. Не знаю отчего, но во мне возникла уверенность, что там Наташка. Процессия, как волна, нахлынула на меня, и я оказалась совсем рядом с гробом. В нем, усыпанная цветами, бледная и печальная лежала моя подруга.

Она проплывала мимо, слегка покачиваясь, как в лодочке. Конец. Моя помощь ей больше не нужна. Как только я это подумала, Наташка захохотала, села и захлопала в ладоши. Я рванулась убежать, но ноги будто приросли к месту. Я замахала руками, чтобы не упасть, но, конечно, упала и проснулась.

Полежала несколько минут. Как же, успокоишься тут. Пришлось закурить. Повздыхала, помаялась. Второй раз уснула, когда почти рассвело.

В окно били яркие солнечные лучи. Денек обещал быть жарким. В прямом смысле или в переносном? Выяснять не хотелось. Мотануть бы к морю, сесть по шейку в воду… Эх, деваться некуда. За неимением под рукой моря мне пришлось довольствоваться душем.

К чему снится кладбище? Наверняка к чему-нибудь хорошему. Я привыкла доверять своим снам. Не то чтобы они часто и в точности сбывались. Они словно наглядная иллюстрация моей интуиции, того, что я нутром чую, а сказать не могу. Помыслив в этом направлении с полчасика, я пришла к единственному выводу: Наташка жива, и я ее еще увижу. Лет через пять мы будем сидеть, выпивать и вспоминать нынешние страхи, как увлекательное приключение. Тут, как назло, перед моими глазами предстали давешние трупы, Андрюха с простреленным животом…

Мне стало тоскливо, и я не придумала ничего лучше, чем пойти пить кофе.

Из съедобного в доме были одни тараканы, но, во-первых, их еще надо было поймать, а во-вторых, я не очень люблю восточную кухню по утрам. Сколько раз я собиралась набить тутошний холодильник жратвой на случай продолжительной осады или просто внезапного появления. Пока я успела наполнить лишь сервант кофе, а бар — мартини и водкой. В общем, пожевать нечего. От мыслей о еде я плавно перешла к мыслям о мужчинах. Вообразила, как Штирлиц бреется, стоя в одних трусах в крупное сердечко, и насвистывает. Сейчас, милый, тебе придется вспомнить обо мне. Обольстительно улыбнувшись в пустоту, я положила на колени телефон и приготовилась к приятной беседе: