Марина Серова - Черная радуга

— Описать сможешь?

— У меня за смену перед глазами проходят толпы.

— Он лысый?

— Нет.

— Худой?

— Да.

— Ему пятьдесят?

— Сорок.

— Одевается хорошо?

— Средне.

— Во что?

— Серый костюм.

И это несмотря на жару.

— Брюнет?

— Да.

— Ведет себя спокойно?

— Да, вежливый.

— По сравнению с основным контингентом?

— Именно.

— Особенности в одежде, в походке, шрамы, синяки на лице…

Паша задумался, машинально натирая стойку.

— Кажется, сутулый, но не уверен. Он с кейсом приходил.

— Опиши.

— Маленький, черный, узенький, как большинство кейсов.

Я оставила Паше свой телефон и просила звонить в любое время, если описываемый гражданин появится вновь, пообещав при выплате вознаграждения забыть про жадность.

Для того чтобы снова встретиться с Сашкой, мне потребовалось поговорить с Кондратьевым.

— Я бы не хотел, — прямо заявил он по телефону. — Мальчишка еще не отошел от смерти матери.

— Но он приходил, можно сказать, прямо перед ее кончиной. Вдруг заметил что-нибудь необычное…

— Ты думаешь?

— Это просто необходимо сделать, чтобы двигаться дальше.

— Приезжай на Восьмую Дачную. Коттедж из красного кирпича с двумя башенками найдешь без проблем.

— Привет, Сашка.

Мы с Алексеем вошли в детскую. Ребенок терзал компьютер и никак не отреагировал на наше появление.

— Саня, хватит, — оборвал удовольствие отец.

Мальчишка прекратил дергать джойстик и повернулся к нам.

— Дайте пожить спокойно.

Очередная фраза из уст Саши, никоим образом не вяжущаяся с его возрастом. Акселерация.

— Извини, но мне надо с тобой поговорить, — я сделала шаг навстречу.

— О чем?

— Саша, ты помнишь тот день, когда в последний раз приходил к маме в больницу? — Я села на стул и приготовилась к слезам.

Рыдания не заставили себя ждать.

Я гладила мальчишку по голове. Отец стоял рядом и успокаивал сына, как мог, подыскивая в скупом мужском лексиконе нежные слова.

Когда Сашка успокоился, я продолжила разговор, хотя на ребенка было больно смотреть.

— Вспомни получше. Санитар пропустил тебя к маме. Что было дальше?

Он перестал всхлипывать и собрался с мыслями.

— Я зашел в палату. Отдал яблоки. Мы поговорили, и потом я ушел.

Такой ответ не мог меня устроить.

— Какие ты принес маме яблоки?

— Взял на базаре у бабки за три рубля. Они были большие и красные.

— А больше ничего маме не приносил?

— Нет.

— Ну и что было дальше?

— Положил яблоки на тумбочку.

— Мама хорошо себя чувствовала?

— Да, она улыбалась и говорила, что скоро поправится.

— О чем вы говорили?

— О собаке. Я хотел собаку, и она обещала купить.

— Какой породы?

— Овчарку, немецкую, — постепенно состояние мальчишки приходило в норму, — потом зашла медсестра и сказала, чтобы я быстрее уходил, потому что идет комиссия.

— Какая комиссия?

— Не знаю. Она ничего не сказала. Мама меня поцеловала, и я ушел.

Сашка снова заревел.

Когда я уже забралась под простынку и закрыла глаза, раздался звонок. Кто бы это мог быть? Надела халат и, прежде чем подойти к двери, взяла пистолет.

— Кто там? — Я не рискнула смотреть в «глазок». Запросто можно потерять зрение. Вместе с жизнью.

— Это я, Катя Калинина.

Я резко открыла дверь и отошла на два шага назад, скрывая оружие за полой халата. Она ведь могла явиться ко мне и не одна. Чем дальше, тем меньше я доверяла этой малышке.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте.

Вид у нее был не очень хороший, и информация, как оказалось, тоже.

— Света не пришла домой. Звонил ее муж и спрашивал, нет ли ее у меня, — выдохнула Катя. — Я так волнуюсь.

— Почему?

Она помялась на месте.

— Можно куда-нибудь сесть?

Я провела ее в комнату, незаметно убирая пистолет в ящик комода.

— Выпьете чаю?

— Нет, спасибо, — она опустилась на уголочек кресла. — Мы виделись сегодня в офисе около трех дня. Потом я ушла работать, а она осталась. Где-то в пять она позвонила и просила на словах передать мужу, что задержится и приедет около девяти. Она не хотела с ним объясняться, понимаете?

— Да. Время уже одиннадцатый, а ее все нет.

— Вот поэтому я и пришла к вам.

— Ну мало ли… Может, у подруги.

— Света была чем-то очень расстроена. Мы иногда сидим с нею в небольшом ресторанчике на набережной.

— Вы предлагаете мне проявить женскую солидарность и потихоньку забрать подругу из кабака?

Столь жесткая постановка вопроса несколько озадачила ее.

— Ну ведь вы детектив?!

— Верно, детектив, а не работник медвытрезвителя.

— Я заплачу, только, пожалуйста, давайте съездим. Одной страшно.

— Как же супруг отпустил вас?

— Он думает, я пошла к соседке, а это обычно надолго.

Небольшой, по словам Кати, ресторанчик занимал весь первый этаж большого добротного дома. В отличие от хозяев протухшего «Горбуна» владельцы ресторана «Красная роза» не скупились на иллюминацию. Само название горело над входом неоном. Несколько сотен лампочек обрамляли контур витрины и мигали разноцветными огоньками, а одетые в костюмы восемнадцатого века манекены танцевали за стеклом классический танец.

— Приятное место, — призналась я.

— Да. И внутри очень красиво, — восхищенно добавила Калинина.

Мы вошли. Моя спутница оказалась права. Интерьер в стиле конца восемнадцатого века, выдержанный в голубых тонах с подделкой под позолоту, смотрелся очень роскошно.

— Здесь не так дорого и всегда вкусно кормят, — сообщила Катя.

Пара столиков была свободна, и персонал заведения в лице услужливого официанта был рад нашему визиту. Небольшой оркестр, видимо только что закончив играть, переводил дух.

— Около окна есть отличные места, — высокий юноша, облаченный в рубашку с манишкой, темно-синие панталоны, белые колготки и черные ботинки, действительно проявлял о нас заботу.

— Мы ищем подругу, — сообщила я довольно четко. В этот момент зазвучал «Танец феи Драже» из «Щелкунчика», пришлось говорить громче. — Высокая, худая, чуточку нескладная, около тридцати.

— Да, я обслуживал их столик, — он тут же понял, о ком идет речь.

Мне сейчас не хватало только разоблачений в супружеской неверности.

Катя смутилась и попросила юношу провести нас.

— Вон Света, — она не слишком прилично показала пальцем в самый конец зала, вмещавшего по крайней мере двадцать столиков. — Она одна.

Как только я увидела Уварову, сердце мое сжалось. Она сидела к нам спиной, привалившись к стене, и можно было подумать, что она ковыряется в тарелке, на самом же деле тело ее оставалось неподвижным.

— Никуда не уходи! — резко бросила я официанту и, чуть не сбив еще одного в униформе, ринулась к столику.