Екатерина Лесина - Разбитое сердце королевы Марго

Она рассмеялась от такого предположения и привычно мазнула ладонью по сухим глазам.

– Разучилась плакать. Сначала все поверить не могла, что его нет… кажется, вот позвонит… он звонил каждый день… пока не поссорились… его девка хотела, чтобы я переехала в Андрюшину квартиру, а сама… я ведь старая уже, мне много не надо…

– А ваш муж…

– Умер. К счастью, умер за год до этой истории. Сердце прихватило. Мы всегда знали, что у него сердце слабое, берегли, как умели… он долго прожил и был счастлив. Мне хотелось бы верить, что был… легче вот как-то. Я тоже скоро умру.

Она произнесла это со спокойной уверенностью человека, который точно знает, что говорит.

– А ваш приятель…

– Он попивал, это правда. – Надежда вытащила новую сигарету. – Знаю, что дурная привычка… бросаю… пытаюсь бросить, но вот как-то оно…

– Не выходит?

– Не выходит. Или плохо пытаюсь… или вот все равно… меня пугать нечем. Но Яков… веселый был… мы с ним учились вместе… но он в бизнес ушел. Что-то даже получалось… женат был дважды… а эта тварь – третья. Он, верно, решил, что если разлюбит, то разведется, но она не отпустила… в одном просчиталась.

Губы Надежды тронула мстительная улыбка.

– Яков завещание составил, давно, еще когда с Маринкой жил, это первая его. Она помогала бизнес подымать, и Яков был благодарен… да и парень у них с Маринкой родился. Яков его любил, хотя отец из него был аховый… но завещание составил… вот и осталась Варечка ни с чем… не знала она… попыталась опротестовать…

– Вы судья.

– Не я разбирала это дело.

– Ваш знакомый…

– Знакомый, знакомая… приятель… услуга за услугу… нет, не подумайте, все было по закону. Здесь у меня принципиальная позиция. Но многие законы оставляют свободу для маневра. Девица, конечно, грозилась апелляцией… только грозилась… снова замуж вышла… и потом я Оленьку встретила. Совсем еще девочка… знаете, иногда у меня появлялась мысль найти кого-нибудь… не для мести, нет. Чтобы остановить Варвару… не знаю, как она это делает… проклятье, в которое Оленька верит… яд, как вы говорите… излучение… или еще что-то, но она убивает. А раз так, то следует убить ее. Правда, это будет совсем не по закону, зато вполне по справедливости.

Надежда замолчала.

– Скажите, а она делала вашему сыну подарки?

– Подарки? Да… наверное… туалетная вода… очень мерзкий сладкий запах. Он прежде другой пользовался, и я спросила, что изменилось. Оказалось, Варенька подарила… запах ему самому не нравился, но как можно было Вареньку обидеть?

– А кроме?

Надежда раздраженно сбила пепел.

– Не знаю! Мы… мы ведь в ссоре были… у меня характер. У Андрюши… а еще она нажаловалась, что я приходила… он перестал звонить… хотя… незадолго до смерти. Дня за три он позвонил. Говорил… я подумала, что он пьян… нет, он выпивал, конечно… молодой парень… на праздники или так мог себе пива позволить, но чтобы до невменяемого состояния… твердил, что она за ним следит. Я спросила, кто она… он ответил, что я дура и ничего не понимаю… трубку швырнул… обиделась, честно говоря… слишком сильно обиделась. А ему нужна была помощь… если бы поехала… если бы увидела его… поняла… быть может, обратились бы к врачу… в клинику… а он в петлю полез. И теперь мне придется доживать, зная, что я не спасла собственного сына.

– Если все так, как я думаю, вы бы его и не спасли.

– Успокаиваете?

– Говорю правду. Галлюцинации или бред – это уже повреждения мозга, и в случае ядов, зачастую необратимые.

– Что ж, буду себя успокаивать этим.

Далматов не поверил. Она не из тех женщин, которые будут себя успокаивать. Напротив, она уже и дело рассмотрела, и признала себя виновной, и приговор вынесла.

Судья.

– Давайте вернемся к вопросу о подарках. Что-то такое, что он носил бы с собой постоянно или почти постоянно… небольшое…

Она покачала головой.

Что ж… придется иначе. И Далматов, помахав рукой – запах сигаретного дыма был иссушающе едким, – спросил:

– А вы не видели паука?

– Паука?

– Брелок. Или подвеску. Булавку для галстука… запонку… что-нибудь в виде черного паука.

Надежда открыла было рот, но нахмурилась.

– А вы знаете, видела… в последний раз, когда они пришли в гости. Андрюша все хотел, чтобы мы нашли общий язык… я же… у меня от одного вида этой стервочки рыжей колики начинались. Хоть и говорила себе, что надо смириться. Ради сына. Если не дружить… я не настолько наивна, чтобы думать, что смогу переступить через себя, то хотя бы без откровенной вражды. Вежливые визиты. Открытки ко дню рождения или новогодним праздникам… и всякий раз настраивалась, но получалось… вспыхивала, говорила гадости… вообще-то я очень и очень сдержанный человек. Профессия обязывает. Кому нужны истеричные судьи.

Новая сигарета.

На бледных губах почти не осталось помады, а вот румянец пылает ярко.

– Но она… она на меня странно действовала… в тот вечер она сказала что-то про квартиру… глупость какую-то, вроде того, что мне одной в четырех комнатах должно быть тоскливо, снова на переезд намекала. Мы Андрюше квартиру справили, но там одна комната всего. Как раз для склочной старухи… и понеслось… но паук… он вытащил связку ключей, огромную такую… я еще удивилась, зачем ему столько ключей? А он взялся объяснять. Два от квартиры. Верхний и нижний замки. Один – от машины… еще два от моей квартиры… от учительской… от кабинета физики… от лаборатории…

Она старательно перечисляла ключи, опасаясь упустить хоть что-то.

– И паук был. Черный. Отвратительный такой… на живого похож. Андрюша рассмеялся, сказал, что я пугливая, а это просто-напросто брелок… ему Варечка подарила… семейная реликвия.

А вот это уже интересно.

– Вы… вы думаете, из-за него?

– После смерти сына вы разбирали его вещи?

Надежда покачала головой.

– Она… привезла мне сумки… сказала, что продает квартиру… я была… знаете, сейчас я бы смогла противостоять… выставить ее прочь с ее смешными претензиями… судиться, я бы выиграла суд… да и квартиру купила Андрюше я до свадьбы… но мне тогда было не до квартиры. Я долго не решалась к сумкам притронуться. Там ведь его вещи… одежда… белье… книги какие-то… ничего ценного, если вы хотите об этом спросить. Она оставила себе все. Мебель. Технику… даже машину… мне было все равно. Я ведь сына потеряла…

Она вытащила очередную сигарету.

– Оленьке пока плохо… потом… боль не уходит совсем, но станет немного легче. Со временем. А вы… если у вас получится доказать, что она убийца…

Доказать – это вряд ли. Далматов никогда не обременял себя доказательствами, да и с законом не особо ладил. Но эта женщина верит в закон и справедливость.