Алексей Макеев - Врачебная тайна

Прапорщик подоспел как раз, чтобы впустить меня с Люцией на руках внутрь отделения.

Перед кабинетом Гоменского на нас уставился дикими глазами Авинзон.

— Натан, дверь! — скомандовал я, кивнув головой на кабинет начальника отделения.

— Что такое? — Гоменский стал подниматься из-за стола.

— Нашатырь, товарищ майор! — Войдя во вкус, я уже командовал начальником отделения. За спиной толкались взволнованные прапорщик и Авинзон.

— На кушетку ее давай! — принял все же майор медицинской службы командование на себя. Я так и хотел. Не на столе же девушку раскладывать, она — не селедка, хотя, конечно, рыбка дорогая!

От нашатыря девушка наморщила нос, дернулась, открыла глаза, обвела всех, столпившихся над ней, недоуменным взглядом. Остановила взгляд на Гоменском:

— Я что, сознание потеряла?

— Не только от вас сознание терять, — сказал я, нарушая субординацию.

— Веселый парень, — похвалил Гоменский. — Тебя, Люсенька, Олег на руках принес, — кивнул он на меня.

— Там от желающих отбоя не было, но я успел первым, — похвастался я. — Даже товарища прапорщика обошел!

Прапор хмыкнул, у девушки порозовели щечки.

— Ладно, выйдите все, — распорядился Гоменский. — Я ей укол сделаю.

Такие они все, врачи, — подумал я. — Чуть что, сразу укол!

— Молодец! — Прапор хлопнул меня по плечу за пределами кабинета и направился к выходу.

— Что это с ней? — спросил Авинзон в страхе, кивнув на дверь, за которой осталась Люция.

— В обморок упала, — объяснил я.

— Отчего?

— Не знаю, — пожал плечами я. — Беременная, наверное.

— От кого?! — еще больше удивился Авинзон. Как будто я был ее гувернером, который не уследил!

— Не от меня, во всяком случае, — отрезал ему. — Я тут второй день всего!

Шутка уже вечером вышла мне боком. Продрав глаза после тихого часа, почувствовал, как народ оживился при виде вошедшей звезды — медсестры, а сиятельнейшая направилась прямиком ко мне!

— Можно тебя на пару слов? — спросила.

По ее тону я догадался, что не о благодарности за спасение во время обморока пойдет речь.

— Ты что себе позволяешь? — с гневом спросила она, заведя меня к себе в процедурную.

— Много чего. — Я постарался оставаться спокойным. — Порой — лишнего. Я бы и здесь не прочь, да ведь никто не нальет!.. Что ты имеешь в виду?

— Что за слухи ты обо мне распускаешь?!

— Слухи? Я? О тебе?! Помилуй, я здесь еще так мало! Собрать о тебе несколько слухов еще успел бы, а вот распустить…

— Зачем ты сказал, что я беременная?!

— Это была шутка. Народ любопытствовал, что случилось?

— Знаешь, бывают такие шутки, которые могут не понять!

— Да, мне и замполит наш говорил… Извини меня, пожалуйста…

Она перевела дух, бедняжка, не зная, что сейчас последует контратака:

— Лучше было сказать, что ты упала в обморок от того, что увидела труп человека, капитана Горящева, о котором говорят, он покончил с жизнью из-за тебя…

Мне показалось, девушка сейчас снова грохнется в обморок, так побледнела! Но она устояла.

— Откуда ты знаешь?

Я пожал плечами:

— Да у нас весь личный состав учебки связи, стоявший на вечерней поверке, услышал об этом от командира части. Дословно его речь я повторить не решусь, она не предназначалась для женских ушей.

Люция, оказалось, быстро соображает. Едва задумавшись, она тут же уточнила:

— Что, ваш командир прямо назвал мое имя?

— Нет, — вынужден был сознаться я. — Капитан Горящев мне называл твое имя, Люция. Мы с ним сдружились. Я хоть и срочник, но после института. Мы с Ромой почти ровесники… были.

— Понятно.

— Могу и я тебя спросить? Вы с Ромой общались в тот день?

— Я не знаю, в какой день это случилось. Я пропустила одно дежурство по графику, меня не было пять дней.

«Рома был еще жив», — подумал я.

— Ты согласилась бы выйти за него замуж? — От моих слов ее прекрасные глаза расширились до предела.

— Что за вопросы ты задаешь? С какой стати?..

— Просто в тот день, когда он поехал сюда в последний раз, он собирался сделать тебе предложение.

Люция опустила голову, сжала губы, опустилась на стул. Я понял, что сейчас она будет плакать, и покинул помещение, прикрыв за собой дверь.

На выходе из процедурной на меня прищурился староста Латусь. Ничего, правда, не сказал. Однако, когда через некоторое время по мою душу явился Десантура, я решил — спросить за Люцию. Но речь пошла о другом. В сортире, куда меня привел десантник, «скучал» Назар. За его спиной потягивал с неизменной улыбкой цигарку Бондарь. Десантура встал сбоку. Назар поднялся равнодушным взглядом от моих тапочек по пижаме до лица и спросил:

— А ты чего такой любопытный, военный?

— В каком смысле? Выгляжу необычно? — Я осмотрел свои штаны, стряхнул невидимую соринку.

— Шутник, да? — спросил Назар. Я сделал лицо кирпичом, благо пример для подражания находился слева от меня.

— Может, врезать ему? — предложил «предмет для подражания», сграбастав мою пижаму в области шеи в кулак. Я спокойно посмотрел на его руку, потом в глаза и перевел взгляд на Назара, словно находиться в таком положении, когда меня держат за грудки, нисколько не обременительно.

— Подожди, Вова, — попросил Назар. — Чего свой нос суешь, куда не следует? — спросил он меня. — На складе тебе чего нужно было? Только сказку про Робинзона не надо рассказывать!

— Сказку про Робинзона Даниель Дефо рассказал. Я лишь пересказать могу.

— Да? Вова, пригласи Робинзона, пожалуйста. Сейчас перескажешь. — Вова ушел. Точно, бык! Через минуту запуганный Авинзон появился в сортире. На меня он старался не смотреть.

— Робинзон, ты днем, до обеда, отлучался из отделения?

— Нет.

Назар выразительно поглядел на меня.

— Может, он пописать выходил? — предположил я.

— Робинзон, ты выходил поссать?

Натан молчал.

— Не выходил он, — развел руками Назар. — Что ты на это скажешь?

— Зачем же ты терпел так долго? — спросил я Авинзона.

— Нет, я ему сейчас точняком врежу! — засопел Десантура.

— Мужики, а что за наезд-то? — спросил наконец я. — Понятия не имею, что у вас здесь за дела, но после такого допроса с пристрастием поневоле заинтересуешься, хотя прежде было по барабану. Чего вы от меня хотите?

— Хм! — хмыкнул Назар на мой вдруг проявившийся гонор. По-видимому, у него проснулись сомнения, не напугали ли они сами себя на пустом месте? Он посмотрел на Десантуру, потом — на меня:

— Мы хотим тебя предупредить. Если ты решил стучать Гоменскому, то не советую. Может выйти себе дороже. Все понял?

— Меня не касаются ваши дела, — напустил я на себя усталый вид. Отпустили. Чувствовал, соврал: касаются! Еще как касаются меня их дела! Особенно после разговора с Саней Курносовым, последовавшим за общением со складскими параноиками, понял я. Саня увидел меня, выходящим из сортира под опекой мафии, и спросил, когда отошли в сторонку: