Алексей Макеев - Врачебная тайна

— А ты молодец, — заключил странный доктор, когда рассказывать мне было больше нечего по теме. Мой сон про Люсю вряд ли его интересовал. — Стараешься понимать, что происходит вокруг… — Он спрятал портреты авторитетов КВО в свою папку с моего позволения. Я предложил еще на каждом свой автограф поставить. Он ответил, что руку мастера и так видно, и предостерег: — Про разговор наш забудь. Про Авинзона — тоже, с ним мы сами побеседуем.

— Вы расскажете мне, кто всю эту кашу заварил, когда дознаетесь?

— Конечно! Услуга за услугу. Ты будешь все знать. Но до этих пор сделай вид, что не знаешь ничего.

— Понял.

Таким образом мне удалось целым и невредимым вернуться в госпиталь. Доктор сел в «Волгу». Однако, пока я проходил через ворота и мог видеть ее, машина так и не тронулась с места. Придя в клуб, все рассказал Сереге, дабы тот рассудил, насколько аморально с моей стороны было отказаться от игры в партизана на допросе.

— Правильно сделал, что все выложил, — одобрил Серега. — Во-первых, как ты верно говоришь, один черт, заставили бы, если это жулики. А во-вторых, пусть жулики найдут убийцу. Разговор с ним короткий будет, думаю, — он же увел их товар.

— Ты прав.

Перед обедом Гоменский встретил меня в отделении вопросом:

— Авинзон не у вас в клубе?

Я не стал говорить, что он лишний раз даже пописать не выходит из отделения. Раз начальник спрашивает, значит, из отделения Робинзон таки ушел. Ответил, что в клубе не появлялся.

— Етишкин пистолет! Куда же он пропал? Вместе с ключами от каптерки? Придется запасные искать.

Серега задумался вслух, когда мы отошли от Гоменского:

— Что же это за пистолет такой? Насколько он хорош в сравнении, скажем, с пистолетом Макарова?

— Етишкин пистолет нужен там, где гуляет Ешкин кот, — с ходу сказал я. — А пистолет Макарова — во всех остальных случаях.

Словесная белиберда напомнила про самодельный револьвер, из которого якобы застрелился Рома. Откуда он взялся?

После обеда я, похерив тихий час, отправился к Лизе Гоменской, согласовав свой визит с ее отцом, разумеется. По дороге бросил письмо в цивильный почтовый ящик… Работалось хорошо. Мне казалось, Лиза заигрывает со мной. Но я же не капитан Немо, чтобы влюбиться в Наутилус! К тому же у нас чудовищная разница в возрасте — целых пять лет. Иногда я, конечно, подаю признаки инфантилизма, по собственной критической оценке, но не до такой же степени! Поскольку Елизавета напоила художника чаем, возвращаться к полднику я не думал, дождался майора.

— Вот денек! — пожаловался мне начальник отделения. — Авинзон в самоволку отправился, гаденыш! Пижаму оставил в каптерке, переоделся в форму, и был таков!

— Что ему стало за это? — полюбопытствовал я.

— Еще не стало! Он не вернулся пока. Ну а вернется — пожалеет!

Однако Авинзон не появился и вечером. Тут нехорошее предчувствие кольнуло меня. Я вспомнил, что черная «Волга» таинственного доктора так и не отъехала от госпитальных ворот. Не пригласили ли каптерщика на разговор, как прежде меня? Не затянулся ли разговор?.. На другой день стало известно, что Авинзона объявят в розыск. Дома по телевизору покажут как дезертира. Я подумал, что не хотел бы, чтобы меня показали по телевизору как дезертира. Как лауреата Государственной премии — иное дело. Но это еще не скоро, через много лет. Когда напишу портреты самых известных людей страны. Мы, художники, народ тщеславный до поросячьего визга!..

Авинзона нашли через несколько дней в одном из моргов Читы. Серега видел, что на мне лица нет. Я чувствовал себя виноватым в гибели Натана. Собственными руками отдал тщедушного каптерщика в руки доктора со шрамом. По лицу видно, что клятву Гиппократа тому нарушить, как в лужу плюнуть. Возможно, он ее и не давал вовсе.

Мы закончили третью стену в клубе, когда в дверях зала появился доктор со шрамом. Увидев его, я невольно вздрогнул, словно моим глазам, глазам человека, не верящего в привидения, предстал-таки настоящий призрак. «Призрак», не приближаясь, кивнул мне издали, мол, выйди. Я поплелся на выход. Если рядом с Перепелкиным, за работой, я ощущал себя участником доброго дела, то тут — соучастником.

— Ты ведь задавался вопросом, почему из всей цепочки одного тебя оставили в живых? — без предисловий спросил меня мафиози в белом халате. Я кивнул, опасаясь, не решил ли добрый человек исправить нынче это упущение:

— Потому что они думали, я ничего не знаю. Старшина Атаманов был пьян и не понял, что я видел, как Шляхов выносил сверток по его наущению… Да меня и хотели отравить, но не получилось.

— Хотели бы, получилось, — заверил меня доктор со шрамом. В его словах мне послышался опыт специалиста. — Но ты, напротив, им нужен был живой. Думаю, даже если бы захотел приложиться за компанию с тем сержантом, тебе не дали бы этого сделать. Как-нибудь тонко помешали бы, чтоб ты ничего не понял. Наверняка твое возвращение из шинка отслеживалось… Эти ребята не такие дураки, как может показаться. Тебя использовали как раз для того, чтобы указать, каким путем ушел товар из госпиталя.

— Зачем?

— Потому что товар ушел другим путем, это ложный след.

— Другим?

— Да, хотя и к вам в учебку, это так. Просто тот, кто украл, прекрасно понимал, что товар будут искать, и искать его будут не фраеры ушастые… — Кажется, доктор устал от нормативной лексики, снял маску. — Ты понимаешь, о чем базар?

— Кажется.

— И товар все еще в учебке. Его надо отследить… Вы, смотрю, заканчиваете с клубом? Еще одна стена осталась? Думаю, твой кореш сам управится, так? Тебе надо возвращаться в учебку. Товар наверняка у старшины, ты ведь говорил, он там всех вот так держит? — Доктор сжал кулак. — Если же нет, тем хуже для него. Покажешь ему фотку. — Доктор взял меня за запястье, развернул мою руку ладонью кверху. В ладонь легла цветная фотография.

На снимке я увидел крупным планом лицо Авинзона. Еле узнал его: мертвое лицо в ссадинах и кровоподтеках! Подобные картинки мне попадались в учебнике по судебно-медицинской экспертизе у дяди Васи. Едва не стошнило!

— Покажешь старшине Атаманову. Скажешь, этот паренек хотел в молчанку играть. Потом передумал, но было поздно. Пусть Атаманов не опоздает! И еще. Главное условие: старшина должен сдать того, кому хотел сбыть товар, — покупателя. Тогда ему зачтется. Это непременное условие! Все ясно?

— Вы уверены, что товар в учебке и его не реализовали еще?

— Паря! Ты знаешь, сколько там было? Я тебе скажу: семь килограммов морфина! Где ты в этом сраном, занюханном городке сбудешь такую партию? Да еще через этих лахудр? Не смеши меня! Для этого нужен серьезный покупатель с сумасшедшими деньгами. Это все фуфло, что они будто бы сбыли. Они только хотят это сделать… Скажешь, Атаманову дается семь дней на раздумье. Потом… — Доктор указал глазами на снимок. — Да спрячь ты его, не размахивай, как флагом!