Елена Логунова - Свидание на пороховой бочке

Тяжелые ботинки в коридоре не стучали, наручники не бряцали, и никто не шептал: «Второй прикрывает, Первый пошел!»

По мнению Трошкиной, повидавшей сотню полицейских штурмов в кино, это означало, что в филенку скребется кто-то нестрашный, мирный и даже не лишенный деликатности. Например, горничная со стопкой чистых полотенец и новыми бутылочками для пополнения мини-бара.

— Кто там? — опасливо шепнула Трошкина.

— Сто грамм! — предсказуемо ответили из-за двери тоже шепотом.

Как будто алкоголь был контрабандным и доставка его в номер означала нарушение сухого закона.

— Вы горничная? — уточнила личность незваного бутлеггера недоверчивая Алка.

— Дворничная! — бешено рявкнул в ответ знакомый голос. — Трошкина, открывай!

— Кузнецова! — обрадовалась Трошкина и тут же распахнула дверь. — То есть Сарахова!

— Она же Смеловская.

Я проскользнула в номер и заперла за собой дверь.

— Ты вышла замуж за Максима? Так вдруг, даже не позвав меня в подружки невесты? — заволновалась Алка.

— Нет, мы с Максом всего лишь условно породнились, по женской линии, — объяснила я, оглядываясь и принюхиваясь. — Фу, Трошкина, у тебя тут запах, как в конюшне!

— Еще бы! Я же тут пью, как лошадь!

Подружка хихикнула, икнула и стыдливо прикрылась ладошкой.

— Зачем пьешь, почему? С горя? Колобка убитого оплакиваешь?

Трошкина отвела ладошку и тоже искательно принюхалась:

— И ты тоже пила? Какого еще колобка?

— Такого, — просторным взмахом рук я нарисовала идеального сферического толстяка.

— Ты очень странно себя ведешь и странно выглядишь, — сказала Алка. — Брюнетка и в очках… Что, все еще прячешься от полиции? Значит, убийцу не нашли?

Она расстроилась.

— Да кто ж его найдет, Алка, если не мы с тобой.

Я вздохнула и опустилась в кресло, похожее на королевский трон — супермягкий, для пожилого хворого монарха с геморроем, артритом и подагрой.

— Я тут, Аллочка, узнала, почему это я главная подозреваемая! Ты удивишься, но, оказывается, меня подставили! Подбросили мне в сумку вот это.

Я протянула Трошкиной копию письма любящего Колобка коварной Лисичке.

— Хм, я явственно вижу тут угрозу, — сообщила подружка, изучив манускрипт.

— А то! Мне это явственно грозит тюремным сроком!

— Не тебе.

Трошкина помотала головой, застонала и прижала ладошки к вискам.

— Колобок этот явно угрожает неверной Лисичке! «Мне не жить без тебя, а тебе без меня» — каково? У них, похоже, соревнование назревало, кто кого скорее прикончит. И Лисичка победила, ведь Колобок — это тот толстый дядька с шилом в сердце, я правильно понимаю?

— Ты умная, — похвалила я ее. — Может, ты знаешь, кто они такие, эти персонажи из страшной сказки? Клянусь, я с детских лет не вожусь с Колобками!

— Погоди-ка…

Алка закрыла глаза и помассировала виски.

— Гудели они что-то такое… Дай бог памяти… «Знакомы ли вы, гражданка Трошкина, с гражданином Мукосеевым?» Или Мягкотеевым? Или Мохобреевым?

— Мехосуевым, — предложила я свою версию, вспомнив мишкин мохнатый костюм.

— Нет, там точно на «еевым» заканчивалось… Беевым, Веевым, Геевым…

— Геевый — это не фамилия, это ориентация, — я не сдержалась и хихикнула.

— Не мешай мне! Видишь, я пытаюсь вспомнить!

Алка крепче зажмурилась и забормотала:

— Деевым, жеевым, зеевым, кеевым…

— Маккеевым, — опять не удержалась я. — От американского «Маккей». Сразу запахло шпионской историей! Может, шило сжимала рука Вашингтона?!

— Отстань ты! — Алка стукнула меня подушкой. — У американского сенатора фамилия Маккейн, а не Маккей!

— Жаль, красивая была версия.

— Леевым, меевым, неевым, пеевым…

— Шарпеевым, — предложила я совсем тихонечно, но Алка грозно лязгнула зубами.

— Реевым, сеевым, теевым, феевым…

— Феевым — это хорошо, — тихо хрюкнула я. — Темные эльфы, иноземная агрессия волшебной нечисти против простого русского Колобка… — Меня понесло: — И стала святая Русляндия полем смертельной битвы между нашими добрыми сказками и их злыми!

— Хеевым! — сердито и громко, чтобы заглушить мои разглагольствования, вскричала Трошкина. — Цеевым, чеевым, шеевым и щеевым!

Она покончила с согласными родного алфвита, выжмурилась обратно и посмотрела на меня.

— Эевым, юевым, яевым, — договорила я исключительно из любезности и получила второй удар подушкой.

— Нет, — с сожалением признала Трошкина и горестно вздохнула. — Все не то. Какая-то понятная была фамилия, очень даже русская.

— Ну, так Шеев и Щеев вполне себе русские, — сказала я, чтобы ее подбодрить.

— Нет, там вначале несъедобное было, — несгибаемая Алка продолжала бороться со склерозом. — И красивое. Кажется, красное.

— Помидор, — предложила я. — Он же томат. И тогда вся фамилия — Борщеев.

— Говорю, несъедобное!

— Тогда турецкий помидор. Они на вкус прям пластмассовые!

— Сама ты помидор! Говорю, красивое!

— Красное, красивое и несъедобное? — Я задумалась.

Первым делом на ум пришли красные резиновые сапожки, в которых я щеголяла в раннем детстве, потом кое-что повзрослее:

— Рубин! Драгоценный камень такой. Или роза. Цветок такой. Или кумач. Первомайский!

— Флаг такой, — машинально договорила Трошкина. — Нет, это все не то… Хотя при слове «роза» что-то у меня в голове щелкнуло. Давай еще про цветы!

— Орхидеи! А что?

Алка вытаращилась на меня, и я торопливо сгенерировала подходящую фамилию:

— Орхидеев! Очень даже логичненько! Слух не режет.

— Ты думаешь? Ну, ладно, давай пока временно будем считать его Орхидеевым.

— Он же Борщеев, он же Маккеев… О! Мак! Красный же цветок!

— Маковеев!!!

Трошкина заорала, как футбольный комментатор в момент решительного штурма ворот:

— Точно, Маковеев! Я вспомнила!

Довольная Алка разулыбалась.

— Значит, Петр Маковеев, — я сноровисто подклеила к цветочной фамилии известное нам Колобковое имя и потерла ладони. — Считай, что он у нас в руках!

— Не, он уже в руце божей, — напомнила Трошкина.

— Это да, я же о другом. Так, у тебя есть Интернет? — Я огляделась и радостно забормотала: — Сейчас мы найдем его, Петрушу Маковеева, не уйдет Колобок от Индии Кузнецовой, это ему не от бабушки с дедушкой драпать, я ж его из-под земли достану…

— Лучше не надо из-под земли, — поежилась Алка. — Пусть она ему будет пухом… Да и нет у меня тут Интернета, к сожалению. А смартфон в машине лежит, в бардачке. Третий день.

Она заволновалась:

— Ой, а если мне Зяма звонил?!

— Это вряд ли, — успокоила я ее. — Зяма сейчас очень, очень занят. Творчеством. Ты за него не беспокойся, он с папулей на даче, я его вчера видела. Жив твой Зяма, здоров и вынашивает, так сказать, творческие планы по-большому. То есть большие творческие планы он вынашивает.