Наталья Александрова - Возвращение снежной королевы

Татьяна не видела его лица, но похолодела от страха. Очевидно, до Генки тоже кое-что дошло, потому что он забормотал что-то жалкое, заплакал, и Павел снова стал вливать в него спиртное.

Она поняла, что если немедленно не уйдет от этой страшной двери, то свалится без сознания прямо тут, у порога. Ноги не держали и отказывались повиноваться, Татьяна опустилась на четвереньки и поползла через коридор в комнату.

Наутро она проспала, и Павел ушел на работу один. В кухне было все убрано, даже посуда вымыта. Генки не было и в помине. От тяжелой ночи Татьяна как-то отупела, иногда ей казалось, что просто приснился страшный сон, а наяву ничего не происходило.

Павел явился пораньше, обнял ее при встрече и даже пытался поцеловать. Она не сумела совладать с собой и вздрогнула, отстранившись, заметив расцарапанную щеку. Он поглядел прямо в душу пронзительными глазами, она испугалась до колик в животе, но выдержала его взгляд.

– Что это у тебя на щеке? – пролепетала она, понимая, что никакая сила не заставит ее коснуться его лица.

– Да побрился неудачно, – спокойно ответил муж.

А через два дня город всколыхнула страшная весть – пропала дочка заместителя председателя горисполкома Сергея Михайловича Лугового. Ее видели в ресторане «Витязь» – там большая компания устроила вечеринку, а потом Алена Луговая исчезла вместе со своим приятелем Анатолием. Друзья знали, что парочка ссорилась, и посчитали, что молодые люди уединились для выяснения отношений.

Собственно, что девушка пропала, знали только ее родители, но и они не очень беспокоились сначала. Город ужаснулся, когда на окраине под обрывом нашли «Запорожец», а в нем – два обгоревших до неузнаваемости тела.

Эксперты, понукаемые рассвирепевшим от горя отцом, работали тщательно и вскоре обнаружили в машине серебряную зажигалку, на которой с трудом прочитали гравировку «Анатолию в день рождения от Алены». Жена Лугового тут же слегла с сердечным приступом.

История стала достоянием гласности, потому что какой-то ушлый журналист раскопал все и успел тиснуть статью в крошечной газетенке, прежде чем власти города опомнились и наложили запрет на любые публикации.

Прочитав статью, Татьяна почувствовала, что у нее темнеет в глазах, и свалилась на диван. Теперь, когда история, рассказанная ночью, обрела конкретные даты и имена, она поняла, что все это было правдой, ее муж убил двух ни в чем не повинных людей. И этими самыми руками, которыми он нанес смертельные удары тем двоим, он прикасался к ней и будет прикасаться! Они спят в одной постели, живут в одной квартире, она не может шарахаться от него все время. Рано или поздно он все поймет, поймет, что она знает.

Ее била крупная дрожь, зубы стучали, она сползла с дивана и стала выть и конвульсивно биться головой о стену. Слышимость в их старом доме была отличная, так что через некоторое время соседи вызвали «скорую». Павел примчался и помог ей собраться в больницу. Когда ей стало легче, волновала только одна мысль – успел ли он заметить газету, что валялась рядом, или кто-то ее выбросил?

– А что было потом? – отважилась Лера нарушить молчание.

– Потом… – протянула Татьяна, – я долго лежала в больнице – нервный срыв, потом выписалась. Убийц тех двоих так и не нашли. Но муж все время смотрел на меня такими глазами, я догадалась, что он видел ту газету и понял, что я все слышала тогда, ночью. Он пошел на повышение, а Гена Ревеньков потихоньку спился, его уволили, и зимой он умер под забором. Говорили, пьяный был, замерз по дороге, только я не верю, потому что Павел в тот вечер такой страшный был. Это он Генку угомонил, потому что тот заговариваться начал, болтал в пьяном виде по разным забегаловкам. И я тогда бояться начала еще сильнее, потому что только я про ту историю знала. От страха нервы совсем стали ни к черту, а как узнала, что Павел меня в больницу оформляет, так и бухнула ему как-то в бреду – что, мол, все знаю, но молчать буду, потому что жить хочу. А он и говорит – что это тебе привиделось, не волнуйся ни о чем, лечись, все будет хорошо, обещаю…

Татьяна замолчала, вытянулась и закрыла глаза. Видимо, долгий и мучительный рассказ окончательно обессилил ее.

Лера достала из потайного кармашка своего монашеского облачения крошечный диктофончик, остановила запись. Оглянувшись на дверь, она поднялась с пола, подхватила бесчувственную женщину, перенесла ее на кровать. Татьяна Сергеевна оказалась удивительно легкой.

Уложив ее поудобнее, Лера подошла к двери палаты, прислушалась и выскользнула в коридор.

Там вроде бы никого не было, но не успела она отойти от двери, как из соседней комнаты вышел, катя перед собой металлический столик с медикаментами, санитар, широкоплечий чернобородый мужчина лет тридцати пяти.

Уставившись на монахиню жестким подозрительным взглядом, он спросил:

– Что это вы, сестрица, здесь делаете?

– Матушка-настоятельница послала… – забормотала Лера, скромно потупив глаза. – Послушание исполнить… во исполнение воли… облегчить страждущим…

– Послушание? Что-то я раньше вас здесь не встречал! – Санитар сверлил ее подозрительным взором.

– Сестра Антонида зубами мается… – повторила Лера прежнюю версию.

– А ну-ка, постой… – Санитар попытался схватить ее за руку, но Лера вырвалась и устремилась прочь по коридору, бормоча:

– Охальник! Что это ты себе позволяешь! Я – Христова невеста…

Санитар шагнул вслед за ней, но «монахиня», не оборачиваясь, ловко пнула ногой столик на колесах. Столик с грохотом опрокинулся, медикаменты рассыпались по полу. Санитар споткнулся, едва удержался на ногах, громко выругался и принялся подбирать рассыпанное.

Когда он навел порядок, подозрительной «монахини» и след простыл.

Он шумно, с раздражением выдохнул сквозь сжатые зубы и достал из кармана халата мобильный телефон.

Набрав знакомый номер, вполголоса поздоровался и проговорил:

– У нее сегодня был посетитель… нет, монахиня, но очень подозрительная… незнакомая, и больно уж ловкая. Ну, я и подумал, что вам об этом лучше знать…

– Правильно подумал, – ответил его собеседник. – Молодец.

Он секунду помолчал и озабоченно переспросил:

– А что, эта монахиня – маленькая такая, полная?

– Нет, наоборот, высоченная и худая, как пожарная каланча!

– Молодец! – повторил собеседник.

– Так, может, мне за это премия причитается? – с надеждой протянул санитар.

– Тебе за это жить позволяют! – оборвал его собеседник. – На фига тебе премия? Чтобы еще больше дури прикупить? Загнешься ведь от передоза! Ты там в больнице и так на дармовщинку колешься! Ну ладно, ладно, шучу! – Он глухо рассмеялся. – Будет тебе премия, заслужил! – Он отключил свой мобильный телефон, спрятал в карман и уставился на отражение в стеклянной дверце шкафа.