Анна Малышева - Мастер охоты на единорога

С Татьяной они были знакомы еще по институту, та тоже училась на отделении живописи, но курсом выше. Курсы перемешивались на натурных классах, и девушки часто оказывались рядом. Они болтали друг с другом, и у них постепенно сложились ровные, ни к чему не обязывающие приятельские отношения. Ни одна из них не стала бы изливать перед другой душу, да и попав в беду, вряд ли бы обратилась за помощью… И все же воспоминания у нее остались хорошие, и когда она узнала, что Татьяна – сотрудница пригласившего ее аукционного дома, то очень обрадовалась. Тем летом они сдружились уже по-настоящему. Татьяна одна воспитывала двоих детей, муж, тоже художник, уехавший работать в Польшу, помогал ей лишь советами, которые давал по Интернету. Сама женщина в шутку называла себя соломенной вдовой, но в ее ироническом тоне слышалась горечь. Она много работала, неплохо зарабатывала, пользовалась вниманием у мужчин и все же, как подозревала Александра, отчаянно тосковала. Татьяна так ценила каждую минуту общения, что прямо настаивала, чтобы старая знакомая жила у нее.

С тех пор они не созванивались. Усевшись в кафе, в одном из переулков возле привокзальной площади, Александра заказала кофе со сливками и памятные ей еще по прежним временам вкуснейшие маленькие пирожки. «Здесь как будто ничего не меняется! – сказала она себе, оглядывая чистенький зал, окна с витражами, светильники из чеканной меди, стилизованные под Средневековье. – Время будто застыло…»

Она ничуть не удивилась тому, что пирожки, принесенные ей, оказались такими же вкусными. Официантка, правда, была уже другая. Александра принялась за еду, попутно составляя план действий. Вчерашний горячечный сумбур улегся. Она по-прежнему была убеждена в том, что ей предстоит совершенно невероятное дело, но теперь обдумывала его спокойно, почти холодно. Иной подход принес бы только убытки и ошибки, как она знала по опыту.

«А в этом случае можно и в тюрьму загреметь! – заметила про себя Александра, отпивая кофе. – Хотя Павел утверждает, что все продумал и мне ничего не грозит, но что же он может еще сказать? Ему требовалось, чтобы я согласилась и подставила свою голову под нож. Он провел игру блестяще, надо признать! Сперва шокировал, чуть не прямым текстом предложив соучастие в краже из музея, затем начал вилять и рассказывать трогательные семейные предания… А потом, напугав и рассердив меня как следует, выпалил из всех пушек сразу! «Охота на единорога»! Неизвестные гобелены серии Метрополитен-музея… Конечно, это все предстоит доказывать с пеной у рта, терпеть пинки и насмешки от коллег и, может быть, это дело меня уничтожит, как уважаемого эксперта. Но может быть… Может быть, это начало совсем иной жизни!»

Устремив взгляд в полупустую чашку, она вспоминала инструкции, полученные от Павла напоследок. В Минске ей задерживаться не стоило. Сейчас нужно было сесть на поезд, идущий в небольшой старинный город в Западной Беларуси. Езды туда было шесть часов. «Значит, – прикидывала про себя художница, – я буду там в лучшем случае только к вечеру, ведь на поезд сразу не сядешь… Итак, день потерян…»

Именно это соображение и заставляло ее медлить, наслаждаясь тишиной кафе, как ни странно, почти пустого в этот обеденный час. «В сущности, – говорила себе Александра, – логичнее будет уехать ночным поездом, чтобы быть там утром. Значит, у меня в запасе целый день!» Это открытие ее порадовало. Александра сама себе не хотела признаваться в том, что отчаянно трусила, и ей хотелось оттянуть тот момент, когда придется переступить порог маленького музея, который ей предстояло попросту обокрасть…

«Да, да, так это и называется, – твердила она про себя, чувствуя, что щеки обдает жаром. Ей становилось трудно дышать, по шее и по спине бежали колющие мурашки. – Именно кража, и ничто иное. Павел может изобретать свои собственные словесные конструкции, убеждать, в чем угодно, но он послал меня именно на это неблаговидное дело. А я согласилась, потому что просто не могу с собой справиться. Мне нужно увидеть эти гобелены! Нужно!»

Собственно, совершать прямую кражу Павел ей не предлагал. Ее задача была иной: приехать в музей, познакомиться с сотрудниками под тем предлогом, который изобретет сама художница, хотя бы в качестве художника-копииста, который желает несколько дней поработать в музее. Обычно такие просьбы никакого сопротивления у музейных работников не вызывают. Тем более Александра приехала из Москвы. Внимание столичной публики могло польстить провинциалам, как, не без доли снисходительной иронии, заметил Павел.

– Я-то сам не мог выдать себя за художника, когда приехал туда два месяца назад, в мае, потому что совершенно не умею рисовать, – с усмешкой заметил Павел. – В экспозиции – там всего пять-шесть залов – я гобеленов не нашел, да и не надеялся на это особенно. Стало быть, они хранились в запасниках… Попробовал выдать себя за питерского журналиста, который приехал писать статью о коврах и гобеленах, но мне сразу не поверили. Ничего странного! У каждого поступка есть свои причины, и по какой-такой причине питерский журналист вдруг отправится в такое путешествие, чтобы посетить музей, который никогда гобеленами и коврами не славился. Их специализация – это история края, природа, ремесла, быт… Честно говоря, я еле ноги оттуда унес, заведующая стала задавать мне неудобные вопросы… было такое впечатление, что она готова вызвать милицию!

– Но почему вы думаете, что у меня получится осмотреть запасники или хотя бы увидеть каталог предметов, находящихся на хранении? – спросила его Александра. – Вы что же, считаете, что мое умение рисовать откроет передо мной все двери и сердца?

Павел тогда лишь улыбнулся и сделал загадочный жест, словно нарисовав в воздухе волну. Александре оставалось только строить предположения о том, что он имел в виду. Впрочем, ей все было ясно. Павел, по его собственному утверждению, сунулся в музей сгоряча, ничего толком не обдумав и отчего-то решив, что добыть гобелены никакого труда не составит. Он попросту надеялся их купить, помня о том, что даже самые богатые музеи не гнушаются тем, чтобы регулярно распродавать часть своих сокровищ. Но заведующая отделом хранения не только не желала идти навстречу его желаниям, она попросту выставила его, едва он заикнулся о своем корыстном намерении ознакомиться с запасниками.

– Так что вам, Александра, придется исправлять мои ошибки, – с грустью заметил он на прощанье. – Главное, не наделайте своих, иначе нам никогда не увидеть этих единорогов. Там, в музее, все уже насторожились, так что ведите себя как можно нейтральней. У вас простая задача: узнать любым путем, действительно ли гобелены находятся в этом музее. Мои сведения, быть может, устарели… Я получил их случайным образом, от приятеля, который видел их там в марте этого года. При каких обстоятельствах – мне неизвестно. Он просто мельком описал два гобелена, и до меня слишком поздно дошло, что описание сходится с бабушкиным. Я решил их найти во что бы то ни стало!