Марина Белова - Если у вас нету тети...

Дети сидели по разным углам дивана. Аня, надув губы и сдвинув на переносице брови, с наигранным интересом читала книгу. Санька, гордый от собственной значимости, смотрел по телевизору многосерийный детектив, при этом по ходу сюжета отпускал реплики, на которые Аня не отвечала. В конце концов игра в молчанку ему надоела.

— Не делай вид, что умеешь читать, — поддел он Анюту.

— А ты не корчь из себя самого умного. И вообще умное лицо тебе не идет, потому что ты тупица, — парировала Аня.

Так и есть, они поругались. Аня почувствовала, что от нее что-то скрывают. Санька колоться не стал, сказал лишь, что это не игра, а настоящее взрослое дело, и я не велела ему посвящать в него Анюту. Аня обиделась и перестала с Санькой разговаривать. Не собиралась она разговаривать и со мной. На мой вопрос: «Как дела?» она что-то пробурчала и снова уткнулась в книгу.

Пришлось мне исправлять собственную ошибку.

— Саня, ты что-нибудь узнал?

— Узнал! — с готовностью отрапортовал Санька.

— Подожди минутку. Аня, я специально ничего тебе не говорила, но ты и так хорошо запоминаешь детали, тебя и просить не надо. Скажи, что представляют собой близнецы.

— Антон и Денис? — с напускным безразличием спросила Анюта.

— Ну да.

— А что о них рассказывать? — льдинки в глазах Анюты растаяли, и на их месте засверкали веселые искорки. — Потешные ребята, фамилия Голубевы, им по десять лет. Закончили четвертый класс и перешли в пятый. Живут они недалеко от нас на улице…

— Гоголя, — неосмотрительно вставил Санька.

Как оказалось, он до конца еще не был прощен. Анюта бросила в него подушкой и сквозь зубы процедила:

— Молчи, тебя пока не спрашивают. Сама знаю, что на улице Гоголя. Ходят в двадцать третью школу, с экономическим уклоном. Занимаются плаванием и знают Мишку Чуйкина из нашего класса.

— А что ты скажешь об их маме?

— Зовут ее Таня. Под спортивной курткой носит пояс с миостимулятором.

— С чем? С мио… чем? — напряг слух Санька.

— Деревня! — отыгралась за обиду Аня. — Миостимулятор — пояс для похудения. От коротеньких электрических разрядов мышцы сжимаются и разжимаются, человек худеет.

— Ни фига себе… — Санька закатил глаза и с размаха откинулся на спинку дивана. — Человека током шандарахают, его колбасит, а эти люди говорят, что так и надо. Хорошенькое средство для похудения. Это же надо — жрать коробками печенье, а потом таким пыткам себя подвергать! Нет, уж лучше я от сладкого откажусь. Или нет, лучше от соленого. Нет, лучше я капустный салат есть в столовой не стану.

— От него и так не потолстеешь. Какой же ты дремучий, Сашка! — надменно произнесла Анюта и продолжила свой доклад о мадам Голубевой: — Волосы крашеные, маникюр французский.

— Какой? — ошалело спросил Санька.

— Французский, валенок.

— Во Франции, что ли, делали? Ты-то откуда знаешь?

Анюта прыснула от смеха.

— Французский маникюр — это такое название. Ну, как тебе объяснить? Ну, такой, что ли, натуральный. Его вроде как и нет.

— Зачем же тогда делать, если его не видно? — удивился Санька.

— В этом-то и весь шик. Правда, мама?

— Деньги на ветер, — дал свою оценку Санька.

— Вообще-то мама у Антона и Дениса не из дешевых. В ушах черный жемчуг в обрамлении бриллиантов. На шее колье такое же. Правда, драгоценности немного не смотрятся со спортивным костюмом, — Анютка брезгливо сморщила носик и покачала головой, — но это, как говорится, дело вкуса. Я бы так не оделась.

Я слушала дочь и диву давалась, откуда у девочки одиннадцати лет такой тонкий вкус. Наверное, это врожденное качество, доставшееся ей от меня.

— А что ты скажешь о ее подружках?

Санька насупился, он думал, что Аня расскажет о маме близнецов, и ему наконец дадут слово. А нам, видите ли, интересна такая чепуха, кто во что одет и какие у кого брюлики. Чушь собачья! Женщины есть женщины. Одна дребедень на уме.

— Подружки? Я бы не сказала, что они подружки. Я, конечно, не прислушивалась, о чем они говорили, не знаю. Но точно могу сказать, они не подружки.

— Я, я могу сказать, о чем они говорили! — завопил в нетерпении Санька и вскочил со своего места.

— Помолчи, тебе пока слова никто не давал, — осадила Санькин пыл Анюта. Санька заметно скис.

— Аня, так нельзя, — осудила я дочь. — И ты, и Саня принесли важную для нас информацию. Не надо ссориться. — Я повернулась к Сане и успокоила его: — Саня, мы тебя обязательно выслушаем. Потерпи минуточку. Аня закончит, и будешь рассказывать ты. Анюта, продолжай. Почему ты решила, что они не подруги?

— Во-первых, подруги между собой говорят друг другу «ты», а во-вторых, обращаются по имени. Как вы с тетей Алиной. Что еще сказать? Худая, с хвостом мне понравилась. Элегантная женщина. Вторая так себе. Обыкновенная. Вот и все.

— Молодец, Анюта. У тебя хорошие глаза, ты все тонко подметила.

— А у меня уши! — Саня оттопырил руками уши и скорчил смешную рожицу.

— Шимпанзе, — высказалась Анюта.

Я испугалась, что Санька может обидеться и передумает говорить. Но Санька оказался проще, чем я думала.

— А ты макака! — последовал ответ.

— Шимпанзе!

— Горилла!

— Орангутанг!

— Дети! Саня, давай рассказывай.

— Мать близнецов и две другие женщины, имена их я не запомнил, говорили о Насте, — выпалил Санька и замолчал.

— А что они говорили? Ты запомнил?

— Да так, в общем. По-моему, они ее не любили.

— Кого? Настю?

— Да. Называли ее выскочкой, прилипалой и любопытной Варварой.

— А кто ей давал такие определения?

— Та, что была в цветастом платье.

— Пескова Валентина Анатольевна, — пробормотала я.

— Во! Точно. Так ее и называли. Валентина Анатольевна. Она еще сказала, что Настя ко всем мужикам липла и к директору тоже. На что мать близнецов ответила: «Надо же, какая дрянь! Прости, господи, мне ее совсем не жалко». Потом третья сказала, что она очень была нерасторопная, все делала медленно и часто неправильно. А та, которую вы назвали Валентиной Анатольевной, ответила, что она совсем ничего не умела, на рабочем месте не сидела, где шаталась, неизвестно, зато на всех вечеринках присутствовала и даже кого-то уговорила взять ее сюда. Одна из них (я не видел кто) сказала, что она догадывается, кто продвигал эту вульгарную девицу. И хорошо, что нашлась добрая душа убрать ее с дороги, а то она сама сделала бы все, чтобы эта девица больше в фирме не работала.

— Саня, напрягись. Кто мог это сказать?

— Любая из трех, — не задумываясь, изрек Санька. — Вы бы видели их лица, когда они перемывали кости бедной Насте. Разве что ядовитой слюной не брызгали.

— Потому что сплевывали, — вставила Аня. — Они часто делали так, — она показала, сплюнув три раза через левое плечо. — «Тьфу-тьфу-тьфу, что избавились».