Николай Леонов - Ценник для генерала

Телефон на столе затрещал, заставив следователя недовольно поморщиться. Сколько он уже просил заменить ему этот аппарат или хотя бы починить его!.. Вместо мелодичных трелей данное чудо техники выдавало хриплый треск, больше похожий на кашель простуженного астматика.

— Слушаю.

— Олег Николаевич, зайдите ко мне, — приказал шеф, и тут же в трубке раздались короткие гудки.

Чуриков понял, что злость снова начинает закипать в нем и заполнять все внутри. Что за манера вот так, без вопросов, требовать к себе?! А если у него сейчас допрос, к нему вот-вот должны прийти эксперты, вызванные заранее?.. Да мало ли у следователя такой работы, которую прерывать не просто нежелательно, а категорически нельзя. А тут вот такие звонки!

Неужели везде начальство только так себя и ведет? Все нормальные, очень толковые следователи со временем превращаются вот в таких надутых индюков? А ведь шеф был классным профессионалом. Он именно из тех редких людей, которые занимают начальственное кресло не по блату, а по деловым качествам.

«Шефа можно понять, — поднимаясь из рабочего кресла, думал Чуриков, стараясь бороться с волной раздражения при помощи логических рассуждений. — Мы оба на государственной службе, носим погоны. Приказ для нас — дело святое. Правда, если это распоряжение нарушает закон государства, то думать о последствиях должен прежде всего тот человек, который его получил, а вовсе не отдал. Почему? Потому что в наше время все еще прав тот, кто имеет больше прав. Он начальник, поэтому его не так-то просто сковырнуть с места. А от рядового следователя, пусть даже старшего, избавиться легко. Да и нельзя иначе, если ты тут работаешь. Это тоже закон. Здесь остаются только те люди, которые выполняют приказы. Других нет и быть не может. Все они уже ушли».

Чуриков вышел в коридор, запер дверь кабинета. Сейчас он получит приказ, причем неприятный. Почему? Да потому, что налицо такая вот срочность. Шеф сам недоволен такой вот ситуацией, поэтому и ведет себя соответственно. Он брюзгливо вызывает следователя и тут же швыряет трубку. Ему самому противно, на него тоже все время давят, да еще как.

— Разрешите, Сергей Александрович? — Чуриков замер у двери, глядя на широкие плечи человека с погонами подполковника юстиции, сидевшего за столом.

Он видел только эти плечи и большую проплешину на макушке. Чуриков привычно стал вспоминать, а не забыл ли он выполнить какое-то поручение или приказ.

— Проходи, — пробурчал шеф и кивнул на кресло у приставного столика.

Он терпеливо дождался, пока следователь усядется, прокашлялся и спросил, не поднимая глаз:

— Как у тебя движется дело с убийством генерала Рыбникова?

— Обычным порядком. Убийцу мы не найдем, потому что это типичный заказ.

— Ну! — Подполковник наконец-то поднял глаза на подчиненного. — Чего это у тебя такой настрой? Если так заранее думать, то, конечно, никого не найдешь.

— Сергей Александрович, вы меня знаете не первый день. Я, кажется, никогда просто так словами не бросался. Да и висяков у меня практически нет. Тут работал профессионал. Он не оставляет следов, знает, как от них избавляться. Этот фрукт умело подсунул нам версию об убийстве на бытовой почве. Единственная зацепка возможна, если начать крутить ДТП, в результате которого погибла оперативно-следственная группа, прибывшая из Москвы.

— Я же сказал уже, что ДТП не трогать! — повысил голос шеф. — Что вы все как дети, что за подростковый максимализм! Они такие умные, такие правильные, один начальник злодей! Он только и ищет, как бы всех преступников на свободе оставить, да еще спасибо им хочет сказать.

— Что-то случилось? — догадался Чуриков.

— Да все то же! — рыкнул шеф, потом махнул рукой и передразнил кого-то из вышестоящего руководства: — «Как идет расследование? Почему так долго возитесь? Вы лучшие кадры бросили на это дело? Вы отдаете отчет, что убит высокопоставленный чиновник из Москвы? Это политическое дело, оно выходит за рамки обычного уголовного расследования. Это вопрос взаимоотношений двух стран, двух братских народов!»

— Умеют они правильные слова в цирк превращать, — согласился Чуриков. — Значит, и заикаться нельзя о том, что это ДТП откровенно смахивает на убийство?

— Да боже упаси! Забудь! И вообще, отдам-ка я его милицейским дознавателям. А ты готовь постановление о выделении из уголовного дела в отдельное производство. Я подпишу. Там все вполне логично и объяснимо. Кто-то угнал самосвал со стройки, на крутом спуске не справился с управлением тяжелой машиной, допустил столкновение и сбежал с места происшествия. Просто замечательно все складывается. Ты только представь, Олег Николаевич, что будет, если мы с тобой сейчас заявим, что это хорошо подготовленное и спланированное преступление. Убийство членов оперативно-следственной группы, которая прилетела к нам специально, для помощи в расследовании гибели российского генерала. Фактически это можно будет все подать как нежелание каких-то мощных, даже всемогущих сил допустить расследование покушения на генерала Рыбникова. Ты понимаешь, на что это будет похоже? Да Батька одним махом за такие дела и погоны, и головы поснимает многим чинам из МВД. — Шеф повернул большую голову и посмотрел на портрет Лукашенко, висящий над его креслом.

Это выглядело весьма комично, но усмехаться не стоило, и Чуриков сдержался. Да и шеф был, по большому счету, прав. Головы и погоны полетят и там, и здесь. Насчет шефа до конца точно сказать нельзя, а вот сам Чуриков запросто может отправляться на все четыре стороны. Не стоит говорить и о других новостях, которые вскрылись буквально сегодня.

— Я понял, — поднявшись на ноги и одернув китель, сказал Чуриков. — Максимум материалов, полное исполнение УПК и тому подобное. Дело должно быть таким, чтобы комар носа не подточил. У меня еще две недели есть, прежде чем истечет срок, и мы его сможем закрыть по одной из статей.

— Вот и работай, — не столько приказал, сколько попросил шеф.

Чуриков вернулся в свой кабинет, постоял у окна, потом сел за стол и открыл сейф. Он вытащил оттуда папку, стал перебирать подшитые листы бумаги и нашел между ними ксерокопию отпечатка мужского ботинка. Следователь сидел некоторое время, рассматривая рисунок подошвы, потом, не глядя, нашарил в верхнем ящике стола лупу. Чуриков включил настольную лампу и склонился над листком. Рисунок подошвы очень характерный. Наверное, стоило бы выяснить, что это за модель, кто производитель, поставлялась ли она в Пинск. Если эта обувь вообще белорусского производства. Очень характерное повреждение рисунка подошвы. Похоже на перевернутый треугольник или латинскую заглавную букву «Y».