Инна Бачинская - Ритуал прощения врага

— У тебя есть ключ от балкона?

— Где-то был, а что?

— Ты бы закрыла, а? Зачем тебе лишние неприятности? Тем более Плотников мой брат. Два брата подряд… не хотелось бы.

— Закрыть балкон? Зачем? — не поняла Татьяна.

— На всякий случай. Понимаешь, меня иногда тянет… как бы тебе это объяснить… свести счеты и посмотреть, что на той стороне.

Он смотрел на нее своими сумасшедшими глазами цвета светлого пива или меда и улыбался, и Татьяна почувствовала, как по ее позвоночнику пробежал сквознячок — улыбка художника и добродушный тон не вязались с его жутковатыми словами.

— Ты… серьезно? — пролепетала она.

— А то! У меня генетика такая, семейное проклятье. Ладно, не бери в голову, я буду держаться от него подальше. Я пошутил.

— Ты не хочешь жить?

— Бывает. Ты ведь тоже не хочешь!

— Я? Я хочу!

— А откуда твои страхи? Тебя ведь трясет от ужаса, ты и меня пустила, потому что тебе страшно. Если тебя не остановить, ты в один прекрасный день запросто шагнешь с перил.

— Это грех, — твердо сказала Татьяна.

— Конечно. Все грех, и все мы грешники. Хочешь, напишу тебя? В венке, в красных бусах, в холщовой вышитой рубашке — ты сидишь на срубе сухого колодца, волосы распущены, а рядом белый волк-ярчук. У тебя потрясающие глаза! Это же офигеть, какие глаза! Не то темно-серые, не то синие, а иногда лиловые… нет, фиалковые! А еще у тебя не ноги, а копытца. Хочешь? В виде дриады или мавки. Кстати, я вспомнил, что такое ярчук. Это не порода. Это даже не пес — это языческое существо в виде пса, которое отпугивает ведьм. В странное, однако, местечко ты забрела.

Он смотрел на нее в упор. Татьяне показалось, художник слегка косит, и от этого что-то диковатое чудилось в его облике, ноздри крупного носа трепетали, и на виске билась темная жилка. Она сглотнула, ей стало не по себе.

— С копытцами? — произнесла она неуверенно, смутилась и вспыхнула, не зная, шутит он или серьезен, не умея подхватить странный разговор, чувствуя себя тяжеловесной и неуклюжей. Ей чудился скрытый смысл в его словах, от которых сладко ныло в груди, и она не могла заставить себя заглянуть ему в глаза…

— С копытцами. Я уверен, что в твоем языческом Городище водится и не такое, там полно всякой древней нечисти.

— Я не видела, честное слово, — растерянно пробормотала Татьяна.

Игорь рассмеялся, запрокинув голову — она увидела его тонкую беззащитную шею, острый кадык.

— Ты ее любишь? — вдруг спросила Татьяна, сжимаясь от непонятной тоски.

— Киру? — Игорь задумался. — Не знаю, — сказал он наконец. — Жалею — да. Я даже предлагал ей уйти от Кольки ко мне, но она, к счастью, отказалась. Володечку жалею…

— Почему к счастью?

— Какой из меня муж? Денег нет, беден, как церковная крыса, работник я фиговый, картины никто не покупает… кроме китайцев, да и то им не столько картины нужны, сколько память об убийстве и то, что я брат жертвы. Сувенир. Однажды Колька, по просьбе Кирюши, пристроил меня к себе в офис, я выдержал полтора дня и сбежал — лучше с голоду подохнуть! Такая я подлая скотина. Так что гони меня, пока не поздно, поняла? Пока не поздно.

Игорь, улыбаясь, смотрел на нее, и она опять подумала, что у него клыки как у вампира. И почувствовала, что краснеет — бурно, жарко, неудержимо. Игорь вдруг схватил ее за плечо, притянул к себе и поцеловал…

В больнице Шибаев узнал, что Ильинскую перевели из реанимации в травматологию и теперь ее можно навестить. Ему выдали короткий белый халат и бахилы и рассказали, как найти нужную палату. Ему пришлось переспрашивать, так как было не под силу разобраться в больничных лабиринтах.

Он негромко постучал, не получив ответа, отворил дверь. Жанна дремала. На тумбочке рядом с кроватью в вазе стояли высокие синие цветы. Она была в палате одна. Шибаев осторожно присел на край стула у кровати, положил себе на колени букет бело-розовых цветов, названия которых не запомнил. Он смотрел на бледное заострившееся лицо Жанны, синяки под глазами, руку, лежащую на груди… на среднем пальце — колечко с зеленым камешком — и чувствовал ком в горле. Ему хотелось откашляться, но он боялся потревожить ее. В ней сейчас не осталось ничего от той высокомерной и самоуверенной Жанны, которую он знал. Она вдруг открыла глаза…

— Жанночка… как ты?

Она улыбнулась, протянула руку. Шибаев схватил ее, цветы упали на пол.

— Здравствуй, Саша! Я боялась, что ты не придешь.

— Почему? — изумился Шибаев, целуя ей пальцы.

— Я думала, ты сердишься. Я была… не права. Я видела того человека. Я не хотела говорить, я была ему благодарна, понимаешь? Он сделал это вместо меня! Грязную работу! Если бы ты только знал, как я ненавидела… Плотникова!

Ей было трудно говорить, и Шибаев хотел сказать, что все понимает, что ей нельзя волноваться, но она приложила палец к губам — молчи! И он промолчал, понимая, что ей нужно выговориться, что об этом она думает каждую секунду с тех пор, как пришла в себя.

— Я выходила на улицу в семь утра, бродила до вечера, возвращалась домой и падала без ног! Он убил меня, я не смогла бы жить дальше, я искала этого выродка… Господи! Если бы ты только знал!

На скулах Жанны выступили красные пятна, она говорила лихорадочно, глотая слова, спешила выбросить из себя все, что мучило ее в последнее время. Шибаев беспокойно шевельнулся. Она улыбнулась:

— Я в порядке, врачи говорят, мне повезло, он не профессиональный убийца. А вот… Плотникову не повезло! А знаешь, почему? — Она, лукаво прищурившись, смотрела на Шибаева.

— Почему?

— Он убил его, потому что ненавидел, понимаешь? Это была вспышка ненависти! А меня он убивать не хотел, у него просто не было выхода. Он думал, что я могу его опознать…

— А ты… — Шибаев запнулся.

— Я не уверена. Обыкновенный человек. Тут уже был капитан Астахов, представился твоим старым знакомым, провел сеанс «опознания», даже позвал понятых — показывал фотографии… пять или шесть. И я никого не узнала. Понимаешь, я видела его, когда он уже шел от машины Плотникова или мимо нее, и не обратила на него внимания — я как раз входила во двор через калитку, это примерно в ста метрах, там большой двор. То есть я уверена только в одном — это был мужчина. В бейсбольной шапочке и черных очках, и в руках он держал не то портфель, не то сумку. Хотя… — Она задумалась на миг. — Когда он выходил из двора, то оглянулся и заметил меня. У него светлые волосы. Мне показалось, он ускорил шаг. И я снова не обратила на него внимания. Я села на скамейку и стала ждать, когда Плотников выйдет из дома, я понятия не имела, что он в джипе, там тонированные стекла. Потом появилась его жена, подошла к машине и закричала. И тогда я выскользнула из двора — меня трясло, я поняла: что-то случилось и меня могли видеть. Понимаешь, я так сильно желала ему смерти, что почти не удивилась… я сразу подумала о самом худшем. А потом услышала в новостях…