Лариса Капелле - Священный Грааль отступников

– Значит, твоя мама продавала картины? – спросила она у Олеси.

– Да, я слышала, что сначала она отправила одну в Петербург, потом папа туда отвез еще одну. Потом они пристроили эту веранду. Мама с папой говорили, что на следующий год мы поедем во Францию.

– Почему во Францию?

– Мама говорила, что для нее это очень важно. А вот тут – все бумаги. – Олеся вытащила металлическую коробку.

В ней были паспорта, два корешка на получение заграничного паспорта, датированные маем, квитанции двух почтовых переводов на значительные суммы. Юлино творчество, похоже, на самом деле, начало находить своих поклонников. У Каси защемило сердце. Олеся внимательно наблюдала за ней. Глаза девочки были глубокими и удивительно понимающими, словно душа ее взрослой подруги была для нее открытой книгой.

– Теперь ты мне веришь, что папа не мог убить маму?

– Я никогда в этом не сомневалась, – с уверенностью ответила Кася.

Необходимо было показать все это Шумилину. В ее борьбе необходимы были союзники. Пока она могла рассчитывать только на Игоря и, возможно, на Криса. Ей уже удалось заронить сомнение в душу следователя. В этом она была уверена, но теперь нужно было несколько большее – от сомнений Шумилин должен был перейти к действиям. Он один мог это сделать. У Каси таких возможностей не было. Нет, все происшедшее было совершенно не логично. У семьи Стрельцовых были радужные и интересные планы. И Юля вовсе не закопала свой талант в землю, как принято было думать. Наоборот, именно здесь ее талант смог развиться и проявиться с особым блеском. Она нашла свое место, где ей было хорошо, где ее окружали любящие люди. И именно здесь у нее лучше всего получалось творить. Нет, все было абсолютно нелогично!!! Юля совершенно не была потерянной женщиной, начавшей скучать в глуши, которой не хватало общения с себе подобными. У нее было все, что нужно. А что, если вовсе не она тянулась к археологам, а археологи тянулись к ней, потрясенные ее талантом? Или, может быть, их интересовало нечто другое? Почему Юля была особенно привязана к этому триптиху? Чем он был для нее? Явно это были не просто любимые картины. Что-то в них было особенное. Словно какое-то послание, которое Кася никак не могла понять. «И почему Волынский настаивал на обратном?» – впервые спросила она себя. Увидев жизнь этой семьи словно изнутри, она была уверена, что ей еще предстоит отделить все зерна от плевел. И видит Бог, что плевел лжи во всех россказнях, окружавших историю Стрельцовых, было гораздо больше, нежели зерен истины.

Кася взяла следующее письмо Муромского.

«Дорогая Юля, твоим триптихом заинтересовался мой хороший знакомый, владелец модной галереи в Лондоне Питер Стоунбрук. Он просит о возможности просто выставить картину в его галерее, даже если ты не хочешь ее продавать. Но думаю, для твоего имени это будет очень удачной рекламой. Тем более легенды о катарах до сих пор волнуют воображение. И да, кстати, извини, но я не смог отказать себе в удовольствии и рассказал твоему и моему «большому другу», нашему декану Маргарите Степановне, что ты назвала в честь нее свою… козу!!!»

Кася расхохоталась, мысленно представив гнев почтенной дамы. Олеся встревоженно взглянула на старшую подругу.

– Не беспокойся, я просто узнала, почему вашу козу зовут Маргаритой Степановной, – успокоила девочку Кася.

Но в этом письме было кое-что важное. Теперь она знала: темой картин были легенды о катарах. Более чем странный выбор для молодой художницы из небольшого и хорошо запрятанного на просторах России Белозерска. Вот откуда взялись все эти странные мотивы… Такого она не ожидала.

Вечером, ближе к полуночи, как всегда вышел на связь Кирилл. Он выслушал внимательно ее рассказ. Правда, Кася не упомянула то, что сегодня они с Олесей остались ночевать в доме Стрельцовых. Возвращаться к Петуховым было уже поздно, поэтому, задвинув все засовы, закрыв все ставни и загнав Стельку для верности внутрь, Кася с Олесей решили остаться.

– Я, честно говоря, и сам подумал о катарах.

– Мне нужна информация. Найди все, что можешь, и сбрось на мой мобильник.

– Хорошо, сейчас же займусь этим.

– Ты свободен?

– Освобожусь, не переживай. В любом случае я сказал, что в офисе не появлюсь раньше двенадцати. Так что времени у меня еще достаточно. А теперь, моя дорогая, утро вечера мудренее. Оставь эту работу мне, а сама отправляйся спать.

– Да я вроде не хочу, – сказала Кася и зевнула.

– Как ты не хочешь, я даже по телефону слышу…

Кася, побродив еще по дому минут десять, решила, что и на самом деле – утро вечера мудренее. В любом случае ничего умного в ее голову не приходило. В этот момент она услышала неясный шум за стеной, словно кто-то осторожно обходил дом. Стелька навострила уши и тихонько гавкнула, посмотрев на Касю. Та ринулась в мастерскую и только успела увидеть, как за стеклом метнулась в ночь чья-то неясная тень…

Фуа, Наварра, 22 августа 1321 года.

Монах-францисканец поднял закрывающий глаза капюшон и внимательно посмотрел на Клааса. Взгляд небольших черных глаз был доброжелательным, хотя и чувствовалось, что их обладатель не доверяет до конца своему собеседнику.

– Меня предупредили о твоем визите, сын мой. Итак, тебя послал…

– Паоло, – склонившись в поклоне, произнес Клаас.

– Он жив, мой дорогой Паоло, как я рад получить от него весточку! Я почти не надеялся услышать про него! – Глаза монаха увлажнились.

Клаасу не было стыдно за свой обман. Он лишь обрадовался, что предположения Трэве оказались верными и Белибаст удивительно легко клюнул на такую простую наживку.

– Да, он мне сказал, что только рядом с вами я найду то, что ищу.

Клаас старался говорить проникновенно и без лишней пафосности.

– Ты уверен, что я могу показать истинный путь?! – в раздумье произнес Белибаст. – Идем, ты расскажешь мне о Паоло.

Клаас, порадовавшись подробной информации, которой снабдил его Трэве, начал свой рассказ. Так они дошли до убежища Белибаста. Как и предполагал Трэве, Гийома приютил у себя один из местных ремесленников-ткачей. Белибаст провел Клааса в небольшую комнатку под крышей сарая. Всю обстановку составлял лежак, набитый соломой, и стол с двумя табуретами в центре. Клаас осмотрелся, насколько это было возможно при колеблющемся пламени единственной свечи. Однако, несмотря на скромность, из комнатушки было три выхода. Первый вел вниз, в сарай, второй – в соседний с сараем хлев, а третий – на крыши соседних домов, по которым вполне можно было пробраться на другой конец города и легко ускользнуть от погони. Преследуемые инквизицией катары так легко в руки не давались. Клаас улыбнулся про себя. Ему даже в определенный момент стало жалко симпатичного еретика. Но он не дал себе расслабиться.