Лариса Соболева - Убийство по Шекспиру

— Она в очень тяжелом состоянии, — напомнил Степа.

— Выживет, вот посмотрите. Кощей Бессмертный — этим все сказано. Такие ни в аду, ни в раю не нужны. Они и ТАМ порядок разрушат. Наша Эра в аду всех чертей разгонит. Кстати, вам не кажется, что сатана самый порядочный товарищ в аду?

— Почему? — улыбнулся Степа.

— Он наказывает за зло. Бог не берет грешников в рай, грешник идет в ад, и что там его ждет? Страшное наказание. А по идее, грешнику в аду должно быть хотя бы приятно, ведь попал на свое место, куда стремился.

— Да, любопытная теория. Скажите, актеры бывают с увечьями?

— Сейчас вряд ли. А вот в старину Стрепетова, например, была горбатой. Сара Бернар хромала, кажется, у нее был протез… запамятовал, но что-то не то с ногой было. И это никого не смущало, они ведь слыли выдающимися актрисами. А сейчас калек близко к театру не подпускают, несмотря на талант.

— Да? А я видел у кого-то из ваших артисток кривой палец. Мизинец. Мне лично бросилось в глаза. Только вот забыл, у кого…

— Так это у…

Заиграл оркестр, Степа не расслышал имя. Он наклонился к зав. труппой:

— Повторите, у кого?

Тот повторил. Степа выпрямился, лицо его прояснилось: так вот в чем дело!

А Волгина устроила маленькую пытку Сюкиной:

— Кто подтвердит, что в промежутке от семи до девяти вечера вы были дома?

— Младшая дочь, — нервно затараторила та. — Младшая дочь и соседка, она приходила в семь, да, ровно в семь, занять денег. Мы поговорили немного… минут сорок… или сорок пять. Но не больше часа…

— Оксана, пойдем, — схватил ее за руку Степа, увлекая за собой.

— Представляешь, — возмущенно говорила Оксана, не поспевая за Степой, шагавшим широко и быстро, — у Сюкиной алиби! Черт знает что! Но я проверю ее алиби, я никому из этих господ не верю на слово… Да куда ты так бежишь?!

Втолкнув ее в машину к Толику, Степа сел рядом и молчал. Удивление, смятение и множество разных эмоций сменялись на его лице.

— Что-нибудь стряслось? — осторожно спросила Оксана, пораженная необычным поведением Заречного.

— Толик, гони в прокуратуру, — сказал он водителю.

В кабинете Волгиной он устроился напротив Оксаны, положил руки на стол и смотрел на нее с загадочной улыбкой.

— Степа, — разволновалась Оксана, — ты в порядке?

Он часто закивал, блаженно улыбаясь:

— Мы дураки. Мы с тобой прорабатывали все версии, кроме одной…

Эра Лукьяновна пришла в себя, осматривалась. Это не дом, не театр… Где же она? Белые стены, люди… незнакомые люди. Первый порыв был встать, потребовать объяснений. Однако не удалось даже пошевелить ногами и руками. Что такое? Почему?

— Вы видите меня? — спросила врач.

— Ммм… — тихо простонала Эра Лукьяновна. Рот не открывался. Губы занемели. Эра Лукьяновна еще раз попробовала сказать, получилось: — Где я?

Врач поднесла почти к глазам директрисы два пальца:

— Сколько пальцев у меня?

— Д-два… — прошептала Эра Лукьяновна.

— А сейчас?

— Че… че… ты…ре.

— Зрительные рефлексы в норме, — сказала кому-то врач. — Кажется, мы вытащили ее. Отдыхайте.

Эра Лукьяновна почувствовала страшную, нечеловеческую усталость. И не могла понять, откуда взялась эта усталость. Вдруг захотелось спать. Спать крепко и долго. Она прикрыла тяжелые веки и ни о чем не думала.

Настала ночь. За окном разыгрался ветер. Оксана и Степа рисовали новый график, чертили стрелочки. Не упустить ни одной детали, чтобы не было ошибки. И постепенно вырисовывалась логика вместе с мотивами, уликами и прочим. Оказалось все довольно просто, жаль, не сами додумались, это немного удручало, оттого им было невесело.

— Все равно нужны веские доказательства, — бросила на стол авторучку Оксана. — Хотя все теперь сходится.

— Давай произведем обыск, — предложил Степа.

— Разумеется… Теперь и обыск и все остальное… Знаешь, Степа, когда щелкаешь загадку самостоятельно, а не при помощи кривого пальца, хочется в свою честь спеть гимн. В нашей ситуации гимна не споешь.

— Согласен, тем не менее результат есть. Не грусти, еще наступит время гимнов. Хочешь, расскажу интересный случай из жизни.

— Ну и что это за случай? Налить еще чайку?

— Наливай.

Она сунула кипятильник в литровую банку, приготовилась слушать, опершись щекой на кулак.

— В прошлом году это было. Представь: зима, мороз, полно снегу. Утро. Заядлые рыбаки, погрузив на спины и детские сани снаряжение, пошли в глубь залива. Лед толстый, ровный. Идут они с час, берега не видно, все слилось в белую массу. Ставят колышки с красными лоскутами, чтоб найти дорогу назад. Были случаи, когда любители подледного лова не возвращались. И вдруг натыкаются на сугроб. Сугроб большой, очертания его несколько странные. Задумались, откуда взялся сугроб, кругом ведь ровное пространство. Обходят они его и видят: из сугроба торчат голенища сапог. Принялись откапывать, а под снегом женщина. Ну, двое назад пошли за милицией, двое остались. Какая уж тут рыбалка. А я как раз гостил у приятеля, он в том районе работает сотрудником милиции. Ну и напросился с ним пойти…

— Понятно, на ловца и труп бежит, — улыбнулась Оксана.

— Нет, ну интересно же… — оправдался Степа.

— Я знаю, что ты любознательный.

— Не трупы меня притягивают, а то, что их сделало таковыми. Ну вот. Трое милиционеров и я с ними доехали до берега, потом пешком шли. Веришь, я взмок. Погода стояла солнечная, ни ветерка, снегу на льду намело по колено. Мы выбились из сил. А шли по колышкам с красными лоскутами. Пришли. Осматриваем труп, прикидываем: убили ее или что другое случилось. Слушай, вот зрелище жуткое! Сохранилась, как живая. Лицо восковое, тело вытянуто в струну, руки по швам сложены. Мой приятель посчитал, что ее убили. А ни крови, ни следов борьбы, ни удушения — мы ее шею осмотрели, должна же остаться странгуляционная полоса, если удушили, — ничего такого не обнаружили. И как она оказалась здесь? Приятель говорит: «Наверное, труп привезли сюда и сбросили в надежде, что растает лед, труп погрузится под воду, а там фиг опознаешь. Тепло и вода изуродуют тело до неузнаваемости, даже причину смерти не установишь». Короче, он все же склонялся в сторону убийства.

— А было по-другому?

Оксана за время рассказа успела заварить чай, налила в стаканы, высыпала остатки сахара и отошла к окну. Степа приступил к неторопливому чаепитию, продолжив:

— Я все на сапоги смотрел. Понимаешь, мне непонятно было, зачем убийца снял с нее сапоги и оставил на месте преступления, аккуратно поставив у тела. Хожу вокруг и не понимаю! Потом беру сапог, рассматриваю, а внутри вижу носок. Носок скомканный, значит, не нога выскользнула, а носок сняли уже после того, как был снят сапог. Во втором тоже скомканный носок. Как ты думаешь, о чем я подумал? Что случилось?