Алексей Макеев - Фабрика отклонений

– Что, так заметно? – спросил Гуров и усмехнулся.

– Глазоньки выдают, Лев Иванович. И лобик бледный, и кожные покровы, вижу, влажные. А давление сейчас, если его померить, будет низковато. Дай-ка пульсик.

– Перестань, – отмахнулся Гуров. – Я здоров как бык.

– Лишь бы не тот, который на арене перед тореадором. Жизнь, она знаешь как косит людей! Вон обернись. Видишь, мужчина бабушку на кресле-каталке завозит в коридор? Она легла сюда с сердечной недостаточностью, а теперь мы ее еле от инфаркта уберегли. Сын погиб, убили. Доконает ее такая беда.

– А этот кто? – спросил Гуров, сжав Иноземцеву руку. – Который ей помогает?

– Второй сын. Старший. Хороший мужик, заботливый…

– Жора, как ее фамилия? – прошипел Гуров на ухо врачу.

– Ты чего? – Георгий Николаевич аж дернулся. – Ну, Россихина.

Гуров стоял, прикрываясь телом главного врача, и смотрел, как сгорбленный, весь какой-то поникший и смертельно усталый мужчина управляется с неудобной коляской, как он помогает старой женщине с седыми волосами. Крепкий был когда-то человек, если судить по крупному телу. Вон как его жизнь скрутила.

«Поэтому я и не узнал Михаила Астахова, – подумал Гуров. – Просто это были два разных человека. Там он крепкий, уверенный, отлично владеющий собой, а здесь – таков, какой внутри. Уставший от всего, страшно переживающий за мать, кроме которой у него никого нет на всем белом свете. Сейчас, рядом с матерью, он выглядит лет на десять старше. И морщины обнаружились, и скорбное выражение лица. Вот, значит, какой ты на самом деле, Михаил Астахов. Вот почему мне в твоем кабинете показалось в тебе что-то знакомое. Да, какое-то сходство уловить можно, но не более».

– Что ты говоришь, Жора? – опомнился Гуров, поняв, что Иноземцев рассказывает ему что-то.

– Я говорю, что Россихина у нас как родственница. Постоянная клиентка. Она не в курсе, а то ее такая новость добила бы. Ее сынок покойный отличился. Я уж не знаю все подоплеки, шеф в курсе. Могу только сказать, что Россихин нарушил какие-то договоренности и забрал себе большой заказ на поставку оборудования нашей клинике. Ревякин, хозяин фирмы, которая должна была это делать, говорят, сильно погорел. Нехорошо так говорить, но не Бог ли наказал этого Россихина?! Это бы ладно, но мать-то за что наказывать?

– Ты, Жора, не представляешь, как сильно Господь может наказать мать за грехи сыновей, – задумчиво ответил Гуров и пошел в сторону палаты, где его дожидалась жена.

– Лева, ты о чем? – спросил за спиной Иноземцев, но Гуров не обернулся, только махнул рукой.

Седой майор с аккуратными усами сидел за столом и что-то быстро писал в журнале.

– Здравствуйте! – Лев Иванович протянул руку майору. – Я вам звонил. Полковник Гуров. А это полковник Крячко, мой коллега.

Участковый вежливо встал, пожал руки гостям.

Гуров не стал тратить время на реверансы и сразу приступил к делу:

– Нам сказали, товарищ майор, что вы на этом участке работаете уже больше десяти лет. Еще лейтенантом начинали. Вспомните, пожалуйста, обстоятельства гибели мужчины девять лет назад. Его звали Россихин Сергей Александрович. Вы еще тогда первым пришли по вызову и позвонили в «Скорую помощь».

– А-а, помню. Да, страшное дело. Жена в обмороке валяется, сын прибежал, а было уже поздно. И ведь здоровый мужик был. Я имею в виду психику. Бизнес у него вроде был, все как у людей, даже лучше. А вот с женой!.. Не ладили они, то ли он ее бил, то ли просто ревновал. Жалоб с ее стороны не было, но чувствовалось, что она в семье как собачонка. Жалко ее было, а в чужую семью ведь не полезешь. Если бы четкие сведения поступили…

– Подождите. – Гуров взмахом руки остановил майора. – Не увлекайтесь. Скажите самое главное. Что там произошло?

– Так повесился он!

– Как повесился? – не выдержал Крячко. – Это точно?

– Ну, куда уж точнее. – Майор развел руками. – Старший сын, который у нее от первого мужа, чуть ли не при мне Россихина из петли вынимал. Только поздно было уже. «Скорая» приехала и констатировала смерть от удушения. На шнуре от багетки он повесился.

– Как старшего сына звали, помните? – спросил Гуров.

Майор замялся и ответил:

– Если честно, то не помню. Столько лет прошло. Младший у нее – кстати, Зоей Геннадьевной ее звали – от второго мужа, и фамилия у него Россихин. А вот старший?.. Нет, не помню.

– А старший сын с матерью и отчимом жил?

– Нет, оба жили тогда отдельно. Я вот что еще помню про ту семью. Ее второй муженек был какой-то странный. То ли он в командировках пропадал все время, то ли приходящим супругом был. Этим делом занимались оперативники со следователем. Так что я подробностей уже и не знаю.

– В какой морг отвезли тело?

– В клиническую больницу. Тут ближе всего.

Поблагодарив участкового, Гуров и Крячко вышли из отдела полиции и посмотрели в сторону больницы. Ехать один квартал, чтобы потом искать место для парковки?

– Пошли пешком, – решительно сказал Гуров. – Если я сейчас сяду, то не встану.

– Пошли, – согласился Станислав Васильевич и зашагал рядом, засунув руки в карманы. – Я вот не пойму, что за странная семья у этих Россихиных. Такое ощущение, что там никто ни с кем не хочет знаться. Все сами по себе. Как так можно, ведь родные люди! Есть чужие, которые добрее друг к другу относятся.

– Не передергивай, Стас. Душевные отношения там есть, но только у матери и старшего сына. Подозреваю, что она их обоих любила одинаково и страшно переживала то, что между ними нет братских чувств. А эти братья, по-моему, были очень разными. Видишь, даже майор подметил, что со вторым мужем у Россихиной отношения были странными. Он часто уезжал куда-то, ругались они постоянно. А из того, что мы знаем о Россихине-младшем, можно сделать вывод, что натура у него была подленькая.

– Ты готов предположить, что и его папаша тоже порядочностью не отличался? Допустим, что яблочко от яблоньки упало не далеко. Но что нам это дает? Практически?

– Пока не знаю, Стас. Но нам открылась странная сторона этого дела. Ее от нас умышленно никто не прятал, согласен. Но то, что эта сторона жизни семьи Россихиных-Астаховых до сих пор не выплывала наружу, меня почему-то беспокоит. Считай, что это говорит интуиция.

Они поднялись на второй этаж, где располагался морг. Никого из начальства на месте не было. Две практикантки-студентки, три мрачных санитара неопределенного возраста с пропитыми лицами и бабушка-уборщица с удивительно добрыми глазами.

Увидеть такие здесь, в морге, было удивительно. Сыщики разговорились с ней в маленькой комнатушке, где уборщица переодевалась, хранила свой инвентарь. Гуров объяснил, для чего им было нужно начальство, сказал, что они хотели познакомиться с копией акта о вскрытии некоего Россихина.