Неле Нойхаус - Злой волк

В последний раз он съел два куска пирога, и теперь у него сильно урчало в животе. Он глотками пил тепловатую воду, потому что понятия не имел, на сколько ему надо ее растянуть. У него отобрали ремень и шнурки, хотя в этом помещении с высокими гладкими стенами не было ничего, на чем он мог бы повеситься. По крайней мере, ему оставили хотя бы часы.

Килиан Ротемунд закрыл глаза и заставил себя переключить свои мысли с дурно пахнущей тюрьмы на приятные воспоминания. Ханна! В ту секунду, когда их взгляды впервые встретились, произошло что-то, чего он до сих пор ни разу не испытывал. Он уже видел ее по телевизору, но в действительности она оказалась совсем другой. В тот вечер на ее лице не было макияжа, ее волосы были стянуты в простой узел, но в ней чувствовалась невероятная притягательная сила, которая его пленила.

Леония терпеть не могла Ханну. Предложение Бернда – с помощью Ханны Херцманн предать гласности историю об ужасной судьбе Михаэлы – ей вообще не понравилось. Якобы она высокомерна, заносчива, эгоистична, без искры сопереживания.

Ничто из этого не соответствовало действительности.

Килиан ничего не скрывал от Ханны. Он был откровенен и честен по отношению к ней, даже рискуя вызвать ее недоверие. Но она верила ему. Очень быстро между ними возникло глубокое доверие. Интонация и обстоятельность ее мейлов изменились, и первоначальное притяжение сменилось симпатией. Еще никогда Килиан ни с кем не разговаривал по телефону в течение полутора часов, но с Ханной это не было редкостью. Через две недели он понял, что для него это было больше, чем простая влюбленность. Благодаря Ханне он вновь почувствовал себя человеком. Ее твердое убеждение в том, что все опять будет хорошо, что с ее помощью он вновь реабилитирует себя и вернется к нормальной жизни, придало ему силу, которую он, как ему казалось, навсегда потерял. Киаре не нужно будет больше тайно приходить к нему в кемпинг, возможно, скоро он совершенно официально вновь сможет видеть своих детей.

Он глубоко вздохнул. Его тоска по голосу Ханны, ее непринужденному смеху, ее теплому мягкому телу рядом с ним смешалась с сильной тревогой. Как хотелось бы ему сейчас быть с ней, утешить ее! Именно сейчас, когда все, казалось бы, изменилось к лучшему, судьба опять безжалостно нанесла удар. Был ли он виновен в том, что на Ханну напали? Беспокойство, страх и беспомощность, на которые он был обречен, сменились отчаянием. Неожиданно он услышал какой-то шум. Он выпрямился и прислушался. И действительно: это были приближающиеся шаги. Ключ в замке повернулся. Он встал с нар, сжал руки в кулаки и внутренне приготовился ко всему, что могло произойти. Отчаяние исчезло. Ему было все равно, что они сейчас с ним сделают, он это вынесет, потому что он хочет увидеть своих детей. И Ханну.

– Тебе не нравится?

Кристоф сидел напротив нее за кухонным столом и наблюдал, как она туда-сюда передвигала лежавшую на тарелке еду. Рататуй с рисом был вкусным, но желудок Пии словно сдавило.

– Что ты, конечно, нравится. Но у меня что-то нет аппетита. – Пия положила прибор и тяжело вздохнула.

Визит к Франку привел ее в шок, от которого она еще не пришла в себя, и она знала, что от того, что она только что пережила, ей полностью никогда не удастся избавиться. Франк и она не были друзьями. Во время их совместной работы в отделе К2 в Хофхайме он вел себя не по-товарищески и вечно был чем-то недоволен. Он перекладывал на нее и других коллег бо́льшую часть работы, обижал и задевал каждого, кто пытался быть с ним любезным. Как и все остальные, она через некоторое время стала считать его придурком. Тем тяжелее было сознание того, как несправедлива она была к нему, так как в принципе он был всего лишь жертвой. Его использовали и бросили, подорвав его психику и его совесть, а вместе с тем и всю его жизнь. И хотя Франк так часто ее оскорблял и обижал, посвященность в трагедию человека, которая в течение нескольких лет разыгрывалась перед ее глазами, оставила в ней особое чувство горечи.

– Ты хочешь об этом поговорить? – спросил Кристоф. В его темных глазах была озабоченность. Он уже давно и хорошо знал ее, чтобы суметь понять, погрузилась ли она просто в свои мысли и после напряженного дня ей нужно немного покоя, или определенные события действительно затронули ее душу. Отсутствие аппетита было поводом для серьезной тревоги, потому что Пия практически в любой жизненной ситуации не отказывалась от еды.

– Не сейчас. – Она облокотилась на стол и стала большим и указательным пальцами массировать переносицу. – Я совершенно не знаю, что мне вообще делать. Боже мой, все это просто какая-то катастрофа!

Давно ее ничто так не потрясало, как то, что она узнала только что в этой производящей удручающее впечатление квартире, это она осознавала. Они с Кристианом договорились пока ни с кем не говорить о том, что сказал им Франк, но в то же время четко понимали, что необходимо что-то предпринять, сейчас, когда они узнали, что тогда произошло.

Кристоф ничего не говорил, ни на чем не настаивал. Он никогда этого не делал. Он встал, коснулся рукой ее плеча и начал убирать со стола.

– Оставь, я сама уберу, – зевнула Пия, но он только усмехнулся.

– Знаешь что, дорогая, – предложил он, – иди лучше в душ, а потом мы еще выпьем вместе по бокалу вина.

– Хорошая идея. – Пия косо ухмыльнулась. Потом она поднялась, подошла к нему и обвила руками его талию. – Чем я только заслужила тебя? – пробормотала она. – Мне так жаль, что я в последнее время совсем не забочусь о тебе и Лилли. Я совсем бросила тебя на произвол судьбы.

Он взял ее лицо в свои руки и нежно поцеловал в губы.

– Конечно, ты права. Я чувствую себя совершенно брошенным.

– Я могу что-то сделать, чтобы это исправить? – Пия ответила на его поцелуй, гладя его по спине. С тех пор как приехала Лилли, между ними не было близких отношений. И это было в меньшей степени связано с пребыванием здесь девочки, а больше с тем, что Пия каждый день поздно приходила домой и рано утром вскакивала и убегала.

– Пожалуй, мне кое-что пришло в голову, – прошептал Кристоф ей на ухо и еще крепче сжал ее в своих объятиях. Она почувствовала его влечение. Запах его кожи, прикосновение его рук, теплое, стройное тело, которым он так тесно прижался к ней, где-то глубоко внутри зажгло в ней искру желания.

– Ты, наверное, подумал о том же, о чем и я. – Пия прижалась к его щеке. Ее тайное опасение, что повседневная рутина могла бы навредить физической стороне их отношений, по прошествии трех с половиной лет по-прежнему было несостоятельным. Скорее наоборот.

– О чем же ты подумала? – спросил Кристоф с дразнящей ноткой в голосе.

– О… сексе, – ответила Пия.