Галина Романова - Огненный шар

На него после выпитой таблетки накатила странная слабость. Не осталось гнева в душе, не осталось сил в мышцах.

– Что?! – Она отшатнулась так стремительно, что едва устояла на высоких каблуках. – Мы??? С вами были вместе?!

– Да.

– Но я… Я вас ненавижу!!! И вы знаете об этом!!! – залепетала Карина, пятясь к двери. – После того, что происходило в этом кабинете… Вы…

– Чего же ты не заявила на меня, если считала, что я тебя насиловал? – перебил ее Мельников, ударив в самое больное место, и тут же посыпал это место солью. – Не потому ли, что боялась все потерять из-за каких-то там сраных нравственных ломок? Да, тебя бесило, конечно, что секс со мной ты выбрала не сама. Ты ведь у нас повелительница, так, Карина? Но ты ничего не меняла. Ничего! Долгие месяцы! Почему?

– У меня не было выбора, – ответила она, прекрасно понимая, насколько нелепы ее утверждения.

– Выбор есть всегда, Карина, – возразил ей Мельников. – Ты могла просто взять и уволиться. И все! Или не опаздывать. А ты опаздывала регулярно! Не потому ли, что каждое твое опоздание наказывалось на этом вот диване, а потом в кармашек тебе совалась купюра достоинством…

– Хватит! – крикнула она, сжимая кулаки.

Господи! Он был прав! Это мерзкое чудовище, ненавистное, грязное, сломавшее ей жизнь, оно было право! Она ничуть не лучше него! Она даже хуже!!! Много хуже, потому что – стыдно признаться самой себе – избрала орудием мести двух самых слабых и безвинных созданий – своего мужа и дочь Мельникова. Она подставила Гену! Она пыталась навредить Мельникову, используя его дочь! И если он действовал открыто, то она – вероломно, гадко…

– Господи… господи, прости меня! – Карина упала коленками на пол, спрятала лицо в ладонях, заплакала. – Что теперь будет, господи???

– А все будет с нами так, как мы того заслуживаем, Карина, – голос Мельникова сделался мягким, почти ласковым. – Твой муж – безвольный, слабый, ничтожный сутенер – сядет в тюрьму. Он уже должен был туда сесть еще несколько месяцев назад. Возмездие чуть запоздало. А мы с тобой станем жить вместе. И поверь мне, будем жить счастливо.

– Нет! Не будем мы счастливы никогда!!! – прошептала она горестно, захлебываясь слезами.

– Будем, Кариночка, еще как будем. Знаешь, почему? Отвечу! Потому что мы с тобой одинаковые! Мы одинаково скверные люди, Карина. Мы с тобой знаем, что такое нищета, что такое считать копейки до зарплаты. Я узнавал о твоей прежней жизни. Знаю, как плохо и бедно ты жила до замужества, как всячески стремилась избавиться от нищеты. Мы ненавидели с тобой все это! Всегда ненавидели! Мы с тобой – две дряни, вкусившие довольство после периода нищеты и голода и желающие жить сыто и безмятежно всю оставшуюся жизнь. И мы готовы на все ради того, чтобы так жить. И назад мы возвращаться не желаем. Так ведь? А теперь, малышка, утри слезки. И давай-ка сюда, – он похлопал тяжелой ладонью по дивану рядом со своей мощной ляжкой. – Утешь папочку…

Сегодня он позавтракал. Сегодня успел. И завтрак Оленька приготовила знатный: оладушки с яблоками под сладким соусом. Большой кофейник кофе – крепкого, горячего, сладкого, как он любил. Вкусно, сытно. Оля, хлопотавшая в кухне, была в хорошем настроении, напевала что-то. Вика спала в своей комнате, разметав по подушке длинные кудряшки. Он заглядывал в комнату. Смотрел на спящего ребенка. И сердце сжималось от нежности и тревоги.

Как??? Господи, как можно мстить кому-то, выбирая орудием мести ребенка??? Он вчера чуть в горло этому тихоне не вцепился! Он еле сумел справиться с гневом. Ваське спасибо: сидел за спиной допрашиваемого напротив Вострикова и всякий раз делал ему страшные глаза или руками махал – мол, не надо. Держите себя в руках!

Удержишь тут! Они такие милые, славные, невинные, наши детки. Как может какая-то нечисть желать им зла?!

Он вчера так Илюхину и сказал. Сказал, что он нечисть!

– Ты что, собирался совратить малышку Мельникову, да??? – трепал он его за воротник новенькой рубашки, видимо, купленной специально для репетиторства. – Ты что собирался сделать с ней, а???

– Ничего, – вяло жал он плечами, не поднимая глаз. – Я просто преподавал ей язык.

– Какой??? Какой язык??? Язык тела??? – орал Востриков, нарезая круги вокруг задержанного.

Нет, если бы не Васька, он бы точно огрел по башке этого умника. Дипломат, блин, хренов!

– Господи, вы слышите себя? – брезгливо морщил лицо Илюхин. – Язык тела! Вы о чем вообще говорите?! Я работал репетитором. Единственное, в чем моя вина, – это в том, что я работал неофициально и не платил налоги с гонораров. Но и тут у меня есть оправдание: отчетный период еще не закончен. А до тридцатого апреля я бы подал декларацию.

С ним вообще было сложно говорить. Малый был чрезвычайно умный. И говорил тихо и невыразительно. Может, этим он особенно бесил Вострикова, кто знает.

– Я задерживаю вас по подозрению в угоне автомобиля Мельникова, по подозрению в убийстве неизвестного человека путем его сожжения и так же по факту вашей незаконной трудовой деятельности. Все, уведите!!!

Илюхина увели, а Востриков еще час сидел, не в силах говорить. Мысли, бешенные, суетливые, испуганные, носились в голове, сбивая привычный ритм его сердца.

От кого?! От кого, скажите, нам теперь беречь своих детей??? Злодеи повсюду! Они могут даже проявиться в облике добропорядочного преподавателя китайского языка! Учителя физкультуры, соседа по лестничной клетке! Кругом уроды и растлители!

– Ну, Сан Саныч, так мы знаете до чего можем додуматься! – фыркнул Васька, услышав жалобный стон старшего коллеги. – Так можно самого себя начать подозревать! Нельзя… Жизнь продолжается, и в мире много хороших людей.

– Да?! Умник, блин! Откуда тогда, скажи, столько зла и смертей в мире, а??? Откуда столько зла???

– А вы историю про паршивую овцу в стаде слышали?

– И что?

– А то, что одна паршивая овца способна перебаламутить все стадо!

– Это ты к чему?

– А к тому, Сан Саныч, что один поганый человечишко способен посеять вокруг себя столько зла. Способен изгадить жизни стольких людей. Замарать их, выпачкать, превратить в себе подобных. И при этом не значит, что люди, обгаженные им, на самом деле таковыми являются. Просто мы видим их его глазами.

– Кого? Глазами кого?

Востриков смотрел на Васю, которого частенько считал оболтусом, с открытым ртом. А ведь правильные вещи говорил этот симпатичный веснушчатый мальчишка. Более того, его правильные умные речи натолкнули Вострикова на одну мыслишку, которая давно не давала ему покоя. С некоторых пор ему и в самом деле стало казаться, что он смотрит в какое-то кривое зеркало, которое ему любезно предоставил некто, очень умный и изобретательный.