Кристи Доэрти - Ночная школа. Наследие

— Все — так все… — Он немного помолчал и, пристально глядя ей в глаза, произнес: — Для начала хочу сказать, что ты можешь полностью мне довериться.

С порозовевшими вдруг щеками Элли повернула голову и стала смотреть в сторону от своего интервьюера.

«Два вдоха, один медленный выдох. Два вдоха, один медленный выдох…»

— Я, собственно, вот о чем… — Сильвиан продолжал всматриваться в ее лицо, и у нее возникло впечатление, что он наблюдает за ее реакцией. — Знаю, что ты не очень-то мне веришь и не могу тебя за это винить. Но ты, по крайней мере, можешь быть уверена в следующем: то, что ты мне сейчас поведаешь, не узнает ни одна живая душа, за исключением организаторов этого мероприятия. Я просто запишу твои ответы передам их, кому следует, и на этом все закончится. О’кей?

Ей пришлось заставить себя встретиться с ним глазами. При этом огонь на ее щеках разгорался все жарче. Из-за того, что произошло между ними летом, но не было до конца проговорено и пережито. Интересно, что теперь в его присутствии она испытывала весьма странные эмоции: чувствовала себя в безопасности, одновременно пребывая в ожидании возможной угрозы с его стороны.

— О’кей, — произнесла она ровным голосом. — Короче говоря, это произошло не по твоей инициативе, и уж тем более не по моей. И меня, как ни странно, это устраивает. По большому счету я даже рада, что интервьюировать меня будешь ты, а не… какой-нибудь другой человек. Так что давай побыстрее приступим к делу.

«Я просто счастлива, что мой интервьюер — ты», — неожиданно подумала она, после чего сразу же задалась вопросом, как и почему ей в голову пришла эта мысль.

— Отлично, — произнес Сильвиан, облегченно вздохнув. — Давай приступим к делу.

Его первые несколько вопросов ничем не отличались от тех, что Элли задавала Картеру. Когда же он попросил ее назвать фамилии дедушек и бабушек, она, не моргнув глазом, назвала имена умерших родителей ее отца. И вдруг замолчала.

Сильвиан посмотрел на нее, вопросительно выгнув бровь.

— А как звали родителей твоей матери?

— Боюсь… я не знаю фамилии дедушки с материнской стороны, — пробормотала после паузы Элли. — Мне об это никогда не говорили.

На лице Сильвиана появилось озадаченное выражение, однако он не стал комментировать это заявление Элли и просто записал ее слова в тетрадь.

— А как насчет бабушки?

Дождь выколачивал стаккато на оконных стеклах. Казалось, кто-то пригоршнями бросал в окно мелкие камешки.

— Мою бабушку зовут Люсинда Мелдрам, — спокойно сказала Элли.

Проводя интервью, Сильвиан записывал слова Элли сразу после того, как она отвечала на его очередной вопрос, но на этот раз его ручка замерла в воздухе.

— Ты хочешь сказать, что у твоей бабушки такие же имя и фамилия, как у канцлера? — спросил он, подняв на нее глаза.

— Бывший канцлер Люсинда Мелдрам и есть моя бабушка.

Положив ручку, Сильвиан недоверчиво посмотрел на девушку.

— Изволишь шутить, Элли? Никогда бы не подумал, что…

— Какие уж тут шутки, Сильвиан? — ответила Элли. Теперь, когда она озвучила наконец эти сведения, ей сразу стало легче. Все-таки одним секретом меньше. — Это абсолютная правда. Я — внучка Люсинды Мелдрам. — Она ткнула пальцем в его тетрадь и добавила: — Не забудь записать!

— Не понимаю. — Сильвиан пожал плечами и к ручке даже не прикоснулся. — Если это правда, то почему никто об этом не знает? Я, например, всегда думал, что ты — человек со стороны. Так сказать, ученица Киммерии в первом поколении.

— Я отлично знаю, что все здесь задавались вопросом, как простая лондонская девчонка Элли Шеридан оказалась в стенах Киммерии — академии для миллионеров. Ну вот, теперь ты в курсе, как это случилось. — Когда он начал было что-то говорить, она подняла руку, призывая его к молчанию. — Не надо досужих слов, Сильвиан. Запиши то, что я тебе сказала, и задавай следующий вопрос.

После затянувшейся паузы Сильвиан взял наконец со стола ручку и написал в тетради всего три слова: «Бабушка — Люсинда Мелдрам».

— Так… следующий вопрос… Кто из членов твоей семьи учился в Киммерии? — Он поднял голову и в смущении посмотрел на нее. — Но теперь, похоже, этот вопрос уже не имеет значения…

— Все имеет значение, — перебила его холодным голосом Элли. — Итак, Киммерию посещала моя мать, а до нее — моя бабушка.

Пока он записывал ее ответ, Эли вдруг пришло в голову, что словосочетание «моя бабушка» становится для нее все более привычным. И тут же поймала себя на мысли, что произносит его командным и чуточку напыщенным тоном. Как, к примеру, «моя королева». Из чего следовало, что она, пусть и на подсознательном уровне, догадывалась, какой огромной властью до сих пор обладает Люсинда.

Она продолжала носиться с этой идеей, когда Сильвиан задал следующий вопрос.

— Так что же заставило тебя приехать в Киммерию? Насколько я знаю, тебя перевели сюда в качестве наказания.

Заполнившая ее сознание волнующая мысль о привилегиях, которые дает власть, лопнула, словно проколотый иглой шар.

Опустив глаза, Элли принялась повествовать об уходе из дома брата и о том, как после этого родители потеряли всякий интерес к ней, а она — к учебе. Элли рассказала также о своем хулиганском поступке, когда она посредством аэрозольного баллончика с краской разукрасила неприличными словами стены школы, где тогда училась. Далее последовал рассказ об аресте за хулиганство, предшествовавшем ее переводу в Киммерию, — и о двух предыдущих арестах: за вандализм и мелкое воровство. Она не забыла также упомянуть, что Марк и Хэрри заняли в ее сознании место, отведенное брату, но в отличие от последнего не только не помогали ей готовить домашнее задание, но учили непослушанию и бунтарству.

Пока она все это рассказывала, Сильвиан, ни разу ее не прервав, торопливо записывал эту своеобразную исповедь аккуратным бисерным почерком и лишь изредка поднимал глаза, чтобы одарить ее удивленным, а иногда и потрясенным взглядом. Поначалу Элли хотела было немного приукрасить свои неприглядные деяния, окутав их легким романтическим флером, как это происходило в разговорах «по душам» с Рейчел и Джу, но потом поняла, что в ее нынешнем состоянии это ей не под силу, и поведала ему голую неприкрашенную правду. И чем больше говорила о себе гадостей, тем лучше себя чувствовала, поскольку, сама того не осознавая, постепенно избавлялась от накопившегося у нее внутри негатива. Таким образом каждое выходившее из ее уст слово облегчало лежавшую у нее на груди тяжесть.

Когда она кончила рассказывать, Сильвиан некоторое время созерцал ее с неподдельным любопытством, поигрывая серебристой ручкой.

— Описанная тобой Элли не имеет ничего общего с Элли, сидящей передо мной. Я просто не узнаю девушку!