Алексей Макеев - Дипломатический труп

– Твою дивизию!!! – Крячко хлопнул ладонями по коленкам. – Еще и в Париже сидеть?! Теперь я понимаю, почему так говорят: увидеть Париж и умереть. Согласен! От скуки и тоски уже сейчас готов «кони двинуть». А за эти шесть часов, блин, и сам там заквакаешь!

– Терпи, казак, – атаманом будешь. Первого мексиканского казачьего войска, – смеясь, резюмировал Гуров. – Чем переживать да охать, ты лучше поднажми на испанский. А иначе как будешь с мексиканочками о любви говорить? А ведь ты, зараза, заранее знаю – к какой-нибудь юбке да прицепишься!

С обреченным видом Стас произвел обратный обмен книгами и, вздохнув, опять про себя начал зубрежку слов и выражений: «Сколько времени? Ке ора эс… Где находится? Дондэста… Черт! И нет даже намека на то, как спросить: «Что вы делаете сегодня вечером?» Тоже мне, разговорник называется!..»

В аэропорту имени Шарля де Голля самолет совершил посадку уже поздним вечером, точнее говоря, ранней ночью. Пристроившись к транзитникам, приятели прошли по аэропортовским лабиринтам в сторону терминала ожидания. Когда они миновали освещенный прожекторами терминал на запасной, парковочной полосе заметили авиалайнер со знакомыми очертаниями, Гуров, кивнув в сторону самолета, негромко сказал:

– А вот и наш «землячок» – общеизвестный «Сухой-Суперждет-сто»… Вот только чья эмблема, никак не пойму – то ли индонезийская, то ли малайская? Видишь, как получается? Делаем лучший на сегодня среднемагистральный самолет, а у себя летаем на западном хламе, собранном со всего мира, даже из экваториальной Африки.

– Хм-м-м… – Станислав с интересом окинул взглядом крылатую машину. – А почему так? Слишком дорогой, что ль?

– Не думаю… – входя в вестибюль стеклянно-бетонного здания, Лев оглянулся на самолет. – Тут, скорее всего, две причины. С одной стороны – «откаты», а с другой – заурядное быдлячество перевозчиков…

Они расположились в зале ожидания на обтянутом виниловой кожей мягком диване напротив электронного информационного табло. В углу зала работал большой телевизор, на экране которого разворачивалось действие какого-то французского боевика. Поскольку фильм был на французском, оперов он не слишком впечатлил. Да и кого сегодня удивишь тупой беготней и драками, не менее тупой стрельбой и еще более тупой моралью: прав тот, кто первым успел нажать на спусковой крючок?!

Приятели то дремали, то поочередно штудировали разговорник и путеводитель. Внимая гулкому голосу диктора, объявляющего прибытие и отправку тех или иных авиарейсов, с трудом сдерживая зевоту – в Москве в это время была глухая ночь, они ждали, когда же, наконец, снова пойдут на посадку и отправятся в путь.

Наконец, когда время приблизилось к утру и по-французски и по-английски было объявлено о посадке на самолет, отправляющийся в Мехико, сонные пассажиры потянулись к аэродромному автобусу. Потом ручеек людей втянулся в чрево широкофюзеляжного «американца», и они вновь поднялись в небо.

…В аэропорту имени Бенито Хуареса – мексиканского президента времен середины девятнадцатого века – самолет приземлился в половине шестого утра по местному времени.

Выйдя из самолета и вдохнув здешний высокогорный воздух, Стас с некоторым недоумением отметил:

– О, а тут и в самом деле дышится тяжеловато. Прямо всеми легкими ощущаешь, что кислорода тут маловато. И какой только дурак основал этот город?

Вместе со своими попутчиками они вошли в аэродромный автобус, и он неспешно покатил к зданию аэропорта.

– Почему это – дурак? – не согласился Гуров. – Во-первых, местные, будь уверен, никакого дискомфорта не ощущают. А с другой стороны, во времена ацтеков этот город был по-настоящему неприступен – любой завоеватель терял много сил, поднимаясь к нему с равнины. Зато местные воины в такой атмосфере могли сражаться часами. Хотя, согласен, есть неудобства и для коренных жителей, которые никаким привыканием не преодолеть.

– Что ты имеешь в виду? – заинтересовался Крячко.

– Физику в школе учил? – спросил Лев, глядя через окно автобуса на ряды самолетов. – Смекай! Здесь высоко, давление пониженное, и если варить обед, то только в скороварке с герметичной крышкой. В обычной кастрюле вода закипит менее чем при ста градусах. Вместо часа мясо придется варить полдня…

Пройдя иммиграционный и таможенный контроль, опера вышли в шумный, многолюдный центральный зал первого терминала. Здесь сразу же бросились в глаза несколько человек с табличками в руках, где были написаны имена тех, кого они встречали.

Среди обилия латинских шрифтов как-то неожиданно и экзотично смотрелся плакатик, на котором на кириллице было написано просто и без затей: «Лев Гуров. Станислав Крячко». Его держал в руках молодой мужчина в светлом летнем костюме, чем-то похожий на Бекаса из старого фильма «Ошибка резидента». Он напряженно всматривался в поток пассажиров.

Увидев оперов, встречающий радостно улыбнулся и приветственно помахал им рукой. Подойдя к нему и поздоровавшись, приятели поинтересовались – уж не фотографии ли их обоих из Москвы были присланы в посольство? Ну, а как еще объяснить тот факт, что он их опознал, едва заметив? Встречающий, который представился как помощник начальника службы безопасности посольства Даниил Смирнов, в ответ лишь пожал плечами.

– Да нет, никаких фотографий никто не присылал, – изобразив приглашающий жест рукой и направляясь к выходу из зала, признался он. – К тому же, они тут ни к чему. Вы только вошли, я сразу же понял, кто вы.

– А! Наверное, по одежде видно, что мы из России? – попытался догадаться Станислав.

– Ну, лишь в какой-то мере… – отчасти согласился Даниил. – Но, знаете, когда несколько лет проживешь за границей, своих сразу начинаешь замечать даже в самой многолюдной толпе. Тут, конечно, и сам славянский этнотип в глаза бросается, и походка, и жестикуляция, и манера говорить, и даже взгляд совсем не такой, как, скажем, у немца или англичанина. Кстати, вон идет мужчина. Кто он, по-вашему?

Шагавший вдоль стеклянной стены здания, которую уже начали пронизывать первые лучи восходящего солнца, Смирнов незаметно указал на долговязого гражданина с многозначительным, преисполненным собственной значимости взглядом. Краем глаза схватив ту сторону зала, где вышагивал «фитиль», Гуров уверенно определил:

– Американец.

– Не, ну то, что это не китаец – я тоже вижу, – засомневался Станислав. – Но вот насчет американца ты явно промахнулся. Скорее всего, немец.

– Вы правы оба, – рассмеявшись, Даниил разрешил этот стихийно завязавшийся спор. – Это немец, родившийся и выросший в США.

– Это серьезно? – вопросительно взглянул на собеседника Крячко.