Екатерина Островская - Не расстанусь с Ван Гогом

– Да ты что? – обрадовалась мама. – И кто он?

– Очень хороший человек. Родной внук, кстати, Николая Георгиевича Журавлева.

– Павлик? – не поверила мама. – Так он же маленький. Ой, наверное, уже вырос… Сколько ему сейчас?

– На четыре года старше меня.

– Да, да, – вздохнула мама. – Как время-то летит! Вы ведь в детстве играли вместе, у меня даже фотографии где-то сохранились. Тебе годик или два, и Павлик тоже маленький.

– Во что мы играли? – не поверила Надя. – Что-то я не помню.

– В лошадки, – принялась рассказывать мама. – Он на тебя верхом садился и кричал: «Но, но, моя лошадка!» А еще рисовал прекрасно. Николай Георгиевич говорил, что в десять лет Павлик рисовал, как настоящий выпускник Императорской академии художеств.

– Очень хорошо рисует, – согласилась Надя.

– Так он же в Париже, – вспомнила мама. – Ну да, именно в Париже. Его туда выманил Миша, который женился на бывшей жене Николая Георгиевича. Женился, а потом бросил и ее, и родину. Журавлев посещал своего внука в Париже, тот жил в какой-то мансарде на Монмартре. Прямо у собора… как его…

– Базилика Сакре-Кер – церковь Святого Сердца, – подсказала Надя. – Только Павел сейчас здесь живет.

– Может, пригласит тебя в Париж, – не слушала ее мама, – сводит в «Комеди Франсез»…

Они пообщались еще какое-то время. Закончив разговор, Надя посмотрела на красивые стрелки – десять вечера. Почему не идет Павел? И почему не звонит? И вообще, где он?

Холмогоров застегнул пиджак, а потом снова расстегнул. Затем быстрым шагом двинулся в гостиную и сел там на диван, закинув ногу на ногу и откинув назад голову. Было слышно, как подъехал лифт, как раздвинулись двери кабины. Саша вскочил и вышел в прихожую. В ожидании эксперта встал рядом с Натой, обнял ее за плечи, но тут же опустил руку. Оба ждали звонка в дверь, а его не было. Вполне возможно, эксперт смотрит сейчас на номера квартир… Но это странно, потому что на этаже всего две квартиры.

– Где же он? – прошептал Холмогоров.

И тут раздался звонок. Прозвучавший почему-то так неожиданно, что Саша вздрогнул. Ната шагнула к двери и отодвинула задвижку, потом повернула ключ в замке. Распахнула дверь…

Холмогоров, пораженный, попятился, потому что в квартиру вошли несколько человек. Высокий блондин – тот, кто через домофон представился экспертом, – третьим, а перед ним полицейский с погонами майора, потом мужчина в кашемировом пальто. А за спиной эксперта еще один полицейский, помоложе, с погонами капитана и с очень суровым лицом.

– Прошу всех оставаться на местах, – произнес человек в кашемировом пальто. – Я – из городской прокуратуры, старший советник юстиции Клоков. Мы должны произвести у вас обыск.

– На каком основании? – удивилась Ната.

Прокурор достал из кармана какую-то бумажку.

– Вот постановление. – Помахал ею в воздухе и продолжил: – Поскольку с ордером вы ознакомлены, представьтесь, пожалуйста.

– Я не понимаю… – пробормотала Ната.

Но человек в кашемировом пальто не обращал на ее возражения никакого внимания.

– Вы – хозяйка квартиры Гурова Наталья Алексеевна? Предъявите ваши документы. Кстати, Гурова – это ваша настоящая фамилия?

Прокурор повернулся к Холмогорову:

– И вы тоже предъявите документы.

– Да я здесь случайно… – начал Саша, чувствуя, как земля уходит у него из-под ног.

Холмогоров растерялся, ничего не понимая. То есть он понял кое-что, но пытался убедить самого себя, что ошибается. И вообще все это какая-то ошибка: возможно, эти люди направлялись в соседнюю квартиру, где проживают какие-нибудь преступники. Но тогда откуда им известно, как зовут Нату?

А работник прокуратуры прохаживался по прихожей и даже заглянул в столовую, посмотрел на барную стойку и на бутылку «Курвуазье». При этом продолжал говорить, говорить…

– Сейчас будут приглашены понятые, и мы приступим к досмотру квартиры. А пока, как требует инструкция, я обязан спросить, есть ли в квартире предметы и вещи, запрещенные для хранения: оружие, наркотики… А также не принадлежащие вам предметы, переданные на хранение третьими лицами, в частности, произведения искусства, золото, антиквариат, крупные суммы в иностранной валюте…

Ната обернулась и бросила на Холмогорова быстрый взгляд. Старший советник юстиции заметил это и обратился уже к Холмогорову:

– Нет?

Прокурор с минуту смотрел на Сашу, потом перевел взгляд на хозяйку квартиры.

– Вы мне не ответили, Гурова – это настоящая ваша фамилия? И не меняли ли вы свою фамилию, чтобы уйти от ответственности по совершенному ранее преступлению?

– Что за бред? – возмутился Холмогоров. – Все это ни в какие ворота не лезет! Я, пожалуй, пойду…

– Всем оставаться на своих местах! – почти крикнул старший советник юстиции.

А Саша и не смог бы никуда уйти – он не ощущал собственных ног. Он чувствовал не ноги, а огромную тяжесть, словно к каждой ступне прицепили нечто многотонное. Перед глазами все расплывалось – стены, диваны, барная стойка. То, что происходило сейчас вокруг него, происходило не с ним, а с каким-то другим человеком, казалось ночным кошмаром, от которого хочется убежать, да только ноги не двигаются. Такого не может быть в реальности! Надо поскорее забирать картину и скрываться, надо срочно бежать отсюда… А как незаметно забрать картину? Или что, забыть о ней, бросить? Невозможно! Допустим, сам он уйдет, скроется как-нибудь, но ведь миллионы, многие миллионы долларов останутся здесь. Здесь останутся все его мечты и надежды. И если «Едоков картофеля» унесут, то унесут и его мечты…

Прокурор продолжал говорить, а остальные пришедшие с ним неспешно рассредоточивались по квартире. Эксперт, не снимая обуви, прошел в гостиную и радостно воскликнул:

– Вот она, картина!

Он произнес эту фразу с акцентом, но его поняли прекрасно, и оба полицейских бросились к нему.

– Вот «Едоки картофеля», – говорил эксперт, – произведение кисти гениального Ван Гога. Именно эту картину я видел у госпожи Черкашиной в доме, картину, которая была похищена оттуда неизвестным лицом, о чем свидетельствует поданное в полицию заявление и протокол, подписанный госпожой Черкашиной.

Старший советник юстиции посмотрел на Холмогорова:

– Никто из присутствующих не хочет сделать никакого заявления?

Саша как-то неопределенно потряс головой.

– Вы? – обратился к нему прокурор. – Вы не знакомы случайно с госпожой Черкашиной?

– Я? – зачем-то переспросил Холмогоров. И брякнул: – Нет. То есть нет в том смысле, что не хочу делать никакого заявления. Однако если речь идет о госпоже Черкашиной, моей бывшей жене, то хочу заявить, что давно не живу с ней и не встречался…