Александр Силаев - Пародии

Вот такой ценой достается честь. Поняли? А щенки, наверное, думают, что подавлять митинг может любой. Черта с два! В полиции работать трудно, чтобы ни утверждали щенки. Зато сейчас стало легко. Триста шестьдесят пять дней счастливой лафы свалились на него неожиданно. Можно бездельничать: замы подписывают, а главный аналитический центр выдает решания. Жалко, что впереди последний месяц блаженства. С каждым днем радоваться труднее: чувствуешь дыхание Нового года, и будущее видится ярче настоящего.

Он лежит на казенном красном диване, но это не навсегда. Срок полномочий президента Объединенной Евразии по традиции истекает с боем курантов.

В январе он становился сторожем большого синего туалета на окраинной площади. Судьба, конечно, незавидная. В ней обязаны со временем найтись свои прелести, как же без них, - но в целом участь хреновая. Зато, как всем понятно, по справедливости. А год назад он трудился в полиции. Ничего привлекательного. Например, ему пришлось подавлять антинародные выступления.

Александр Силаев

Что ты, сука, понимаешь в котятах?

Мужичок был так себе, с ноготок. Ушки вялые, хвост капустой, сам как старый амортизатор - вот такой родился мужичок на свет, вот такой. Посочувствовать бы ему, да некому. На работе он носил пиджак или свитер, а дома хаживал в спортивном костюме. Смотрите, мол, какой я спортивный, я и в теннис могу, и в городки, и на шашках. А иногда ходил в одной майке, ну в тапочках, конечно, и в линялом трико. Тапочкам в январе исполнялось десять лет; все, кто мог, посильно готовились к их первому юбилею.

Невзначай забрел он на кухню. А там - кто бы вы думали? - копошится жена. Бывает такое, знаете ли: заходит мужик на кухню, а там ему не лев и не волк, а всего-то навсего женушка. Успокаивается сразу мужик, радуется, что без волков обошлось, без козлов и красных командиров. С женой-то проще, жена - штука привычная.

- Накормить, Валера? - спросила женщина.

- Накорми, отчего не накормить человека, - вяло согласился Валера, волнительно дергая за конец майки.

- Переживаешь? - спросила жена.

- Переживаю, Света, - вздохнул он.

- А зачем? - спросила она.

- Жизнь, - коротко объяснил Валера.

- Ну понятно.

Опустился на табуретку. Табуретка - вещь надежная, в лес не убежит и в поле не утекает. Их надо беречь, табуретка - друг человека.

Света наливала чай, задумчиво и осторожно. Ни капельки ни разлила, умница. И бутерброды соорудила как надо, как питался ее Валера, с батоном и колбасой. Поставила перед ним заботливый ужин, подвинула солидную мужнину чашку: на четверть литра, не хухры-мухры. Знатным водохлебом слыл мужик и немало тем славился по окрестностям.

Жена подобрала брошенный лист газеты.

- Тебе не хочется со мной поговорить? - чуть обиженно прочавкал муж.

- Валера, - отозвалась она. - Ты как ребенок, Валера. Ты сам-то понимаешь?

- А я что? - ушел Валера в защиту. - Я ничего, я так себе.

- Ну ладно, - успокоилась она.

Через минуту громко отложила лист, повернулась к мужу.

- Завтра, кажется, будет дождь, - сказала она.

- Да, наверное, - радостно согласился он. - Шел я с работы, смотрел на небо, думал - ну точно, дождь завтра.

- Я небо не изучаю, - призналась Света. - Я смотрю прогноз погоды по новостям.

- Ну и правильно, - сказал он.

С наслаждением Валера поглощал бутерброды.

Они поговорили про дождливое лето, цены на помидоры, начальника мужа и сослуживцев жены. Он трудился как пчелка в ремонтной бригаде, она вкалывала бухгалтером, им было что обсудить. Поговорили об огуречной рассаде и здоровье президента, о новых ключах и беспорядке в супружеской спальне. Эта комната была самой захламленной в квартире.

- Приберись там, Света, - предложил он.

- Сам прибирайся, - огрызнулась она. - Мне нравится романтический беспорядок.

- Тогда ладно, - покладисто сказал он. - На нет и суда нет.

- Да, он мне нравится, - повторила она. - Чем больше хлама, тем лучше. Это не хлам. Понимаешь? И не спорь со мной. И не возникай даже. И не смей говорить, что я глупее. Не дорос со мной спорить, так не спорь.

- Я не спорю, - отнекивался он. - Я же люблю тебя.

Света объяснила:

- Ты у меня такой упорядоченный, что меня от этого временами тошнит. Ты такой правильный, что дальше некуда. И в спальне мне необходим беспорядок. Мне он нужен с таким занудой, как ты, а иначе будет совсем занудно. Понимаешь? Но не будем о этом. Так можно и поссориться. Давай о чем-нибудь другом.

- Да ладно, я ничего, - ответил он. - Ты ведь знаешь, как я люблю тебя.

- Ага, - вздохнула она. - Знаю.

Прошло минут пять, бутерброды кончились. Валера прихлебнул чай и спросил:

- Правда, что наши соседи Гопштейны сволочи?

- Еще какие! - подтвердила она.

- Каких свет, наверное, не видывал, - уточнил он.

- Зато у них чудесная пушистая кошка, - мечтательно сказала жена.

- Великолепная кошка, - он поставил чашку на стол.

За окнами по-прежнему вечерело.

- И котенок у нее классный, - добавила Света. - Рыжий как не знаю что.

- Почему рыжий? - удивился он. - Нормальный серый котенок.

- Я ведь помню, что рыжий, - растерялась она.

- Может, тебе показалось?

- Нет, я точно помню.

- Сука! - заорал он, вставая из-за стола. - Что ты, сука, понимаешь в котятах? Рыжий он, сука? Ты так сказала? Да ни хера, я своими глазами видел! Серый он, серый, ты поняла?

- Все-таки рыжий, - прошептала она.

- Заткнись, дура. Так какой котенок?

- Я думала, что он рыжий, - опасливо произнесла жена.

- Ты ошизела? Да? - кричал он, бегая по кухне.

- Я могла ошибиться...

- Не оправдывайся, сука. Поздно, - сказал он, вытаскивая из угла кухни топор. - Раньше надо было соображать.

Она закрыла глаза руками и не видела, как топор опустился.

Убил сразу. Остановился на миг... затем продолжал. Лицо в кровавое месиво. Тело в куски. Махал топором без устали и без жалости, рубить, так рубить.

- Ишь ты, - прошептал удовлетворенно. - А то заладила: серый, серый... Рыжий он, своими глазами видел. Ну что с дуры возьмешь?

Минут десять он ходил по квартире, разговаривал сам с собой, брал ненужные вещи и клал обратно, двигался быстро, говорил четко, на бывшую жену не смотрел. А затем открыл окно и сиганул с девятого этажа. После соприкосновения с асфальтом он умер. Никто его, конечно, не спас.

Остается добавить, что у Гопштейнов никогда не было ни котят, ни кошек. Ни серых, ни рыжих, ни красных. Вообще никаких. И попугаев не было. И пчел. И дроздов. Как и сами Гопштейны, звери обходили этот дом стороной.

Александр Силаев

Как продать родную мать?

У него были свои представления о богатстве. Он долго мешкал, пока выбрал в толпе того, кто выглядел посолиднее - и направился к нему своей пошатывающийся походочкой, и направился, распугивая городских букашек и окрестных котов. Людей не распугивал, людей он больше не замечал. Люди перестали для него жить. Для него жил только парень в черном плаще до пят, расстегнутом, но оттого не менее черном. И до пят. Костюм на парне был серый. Еще невыбритые щеки и воспаленные глаза, как будто не спал ночью, как будто чего другое делал...